Мой крестный. Воспоминания об Иване Шмелеве - Ивистион Жантийом-Кутырин

Дядя Ваничка.

Изволь купить Thioco[183]. Ешь масло!! и сахару. Купи хорошего.

6. И. 1940. en russe

91, рю Буало, Париж, 16.

Сегодня получил твою открытку – и сейчас же пишу.

Дорогой мой, славный Ивик,

очень меня встревожило твое письмо: уж если ты говоришь – «совсем разболелся», то, зная, как ты вообще легко от носился к недомоганиям раньше, чувствую, что это не пустяк, твоя затянувшаяся болезнь. На днях я увижусь с Серовым, спрошу его, не лучше ли тебе приехать в Париж, показаться ему. А пока не только полощи горло, но, может быть, надо смазывать его, – помнишь, тетя Оля всегда мазала тебе, по указанию доктора, – не знаю только, чем: кажется, йод с глицерином?.. Я тебе, узнав, пошлю рецепт. Прошу тебя, не выходи, если жар – что делать, ну, пропустишь несколько дней, дома позаймешься, товарищи, может быть, дадут тебе запись лекций, хоть бы Шуйский… – Но надо беречься во избежание осложнения, можно схватить воспаление легких, помни! А главное, питайся лучше, не жалей денег, если надо – напиши, вышлю. Может быть, апельсины сейчас раздражают горло кислотой? Хоть они и дезинфицируют. Есть у тебя деньги-то? Тиокол принимай, не забывай. И немедленно напиши мне, как твое состояние, не ухудшается ли? И еще – взвешивался ли ты? Надо следить, не худеешь ли, не теряешь ли в весе? Очень прошу, напиши.

Ты мне не сообщал – ах ты, скромнюга! – что тебе назначена государственная стипендия. Я узнал от доктора. Поздравляю тебя, дорогой мой мальчик, горжусь тобой, молодчина! – Ведь это ты сам завоевал, своим трудом, волею, упорством, сознательностью. Дар, способности, – все так, это дар природный, незаработанный, от Бога, от случая… но одного дара мало: без труда, без воли, без усилий, т. е. без жертвенности… дар – то сокровище, которое не хранят, которое дымом разойдется, пропадает. Ты, милый, этот дар пустил в работу, и слава тебе. Это для меня – редкая радость за эти последние годы моего сиротства. Обнимаю тебя, дорогой мой, да хранит тебя Господь! Что тебе нужно – напиши, я сделаю.

Все говорят о тебе – да, молодец!

Я скриплю помаленьку, пока еще гриппа не было, редко вы вожу, по необходимости только. Морозы стояли, у меня было два дня холодно, жег керосиновую печку: не привезли вовремя мазута. Напечатал в здешней газете, и в «Сегодня»[184] – рассказ «Рождество»[185]. Послал для перевода Кандрейе[186], для швейцарской большой газеты – один рассказ, нужный в наши дни, чтобы постигали смысл и важность преодоления чумы – большевизма. Много непонимания, много «маски», и так мало верности идеалу, культуре подлинной, смысл которой затемнен болтовней газетчиков. Если напечатают, – буду рад, а, может быть, и убоятся. Дело в том, что «чума» – не наше изобретение: на ней красуется европейский штемпель. Подумай, что было бы теперь в Испании[187], если бы в гражданской войне она не получила по мощи! Пожар полыхал бы и угрожал. Вдумайся, если помнишь, в те события, и ты увидишь, как далеки были иные страны от подлинного понимания… да что же это такое – культура, духовная культура? Ведь в большевизме гибнет, стирается человеческая личность с ей присущим – духовной свободой, материальная – это менее важно. Трагедии русской – не придавали и не придают значения, мало того: кому не лень только – пинают и унижают мою родину, – газетчики, конечно, не знающие и азбуки и истории, а ведь должны же знать, откуда это величие культуры великой Империи, которой восхищался и восхищается весь мир: и нашей литературой, и музыкой, и живописью, кто понимает, и вообще, искусством. А нашу философию лишь теперь начинают узнавать. Да и вообще, русский человек – (про себя-то) – в мире оценен, это мы знаем на многих примерах. Великий вклад сделала Россия и в науку, но об этом знают лишь люди науки, а не болтуны-газетчики. Ну, придет время… – узнают. Один из признаков доброй культуры – благодарность… и это заслужила святая Россия, не большевики, понятно; второй признак – душевная чуткость: постыдно плевать в того, кого постигло горе, страдание, который закован в цепи. Ну, поговорим при свидании. А вот я, я горжусь, что русский. Когда-то наш Пушкин, много страдавший от «общества» и непорядков, заявил[188] и, несмотря на все это, горжусь, что я русский, и горжусь, какая бы ни была она, нашей историей, от Бога данной. И прав: если бы борзые писаки знали, хотя бы по Ключевскому нашему[189] историю России и ее культуры и при каких условиях Россия добилась великолепия и силы, они не позволили бы себе так легкодушно и безответственно говорить. Помни мои слова: придет время, и все станут на место, которое им свойственно. Обнимаю, благословляю тебя, милый Ивик. Спасибо за ласковое письмо. Твой дядя Ваничка – Ив. Шмелев.

23. II. 1940.

91, rue Boileau

Paris, 16-е

Милый мой Ивик,

вот, во-первых, тебе лечение от Сергея Михеевича, тебе приготовят в аптеке, по указанию (рецепт прилагаю). Сергей Михеевич говорит: отнюдь не делать операции, т. к. твое горло можно лечить. Операция дает часто плохие последствия (катар горла!), у него много случаев было, приходили лечиться после такой операции, а лечение очень трудное, – помни это! Он еще сказал, что, может быть, впоследствии и нужно будет снять часть гланд, но пока не надо: можно лечить и – вылечить: твои гланды не в критическом положении. Операция же гланд у взрослых – очень тяжелая вещь, и часто, не давая излечения, дает новые болезни. Он – знаток, и теперь чуть ли не все серьезные врачи Парижа его знают, посылают к нему в госпиталь Ляэнок.

Посылаю тебе № «Возрождения». Прочти внимательно «открытое письмо»[190] Шарлю Моррасу[191] (известному писателю – католик, монархист, редактор Action Francaise[192]) – о России – это ответ Л Любимова[193] на клевету о России. Дай почитать кой-кому, если услышишь, что говорят о России дурное. Может быть, и твоему капитану. (Вряд ли он знает правду о ней.) Я напишу этому писателю закрытое письмо, т. к. то, что я хочу сказать о «позоре земного шара» – не могло бы по явиться теперь, по известной причине (censure). Призывают ныне родившихся 1 июля по 1 сентября 1919 г. Значит – еще не весь 1919 г. Напиши о своем здоровье. Старший Пастак[194] (химик) повышен, оценен, переведен в Париж в Центральную лабораторию и произведен в су-лейтенанты! Явился ко мне франтом, в форме, с золотой нашивкой на рукавах. Будет получать хорошее жалование. Высокого Пастака[195] тоже представляют в офицеры.