После 1945. Латентность как источник настоящего - Ханс Ульрих Гумбрехт

Пеппоне очень часто обнаруживает себя в сходных состояниях самообмана, при том что Гуарески (будучи монархистом) не дает ему никакого трансцендентного наблюдателя (другого Иисуса, так сказать). Например, Пеппоне – а еще больше его жена – хотят крестить своего новорожденного сына, а еще они хотят, чтобы другие члены коммунистической партии в их деревне не узнали об этом. К счастью для Дона Камилло, одно из имен, которые Пеппоне предлагает для ребенка, – это Ленин, что дает священнику возможность отказать в таинстве сыну своего соперника. В беседе с Иисусом Дон Камилло защищает свою позицию как вопрос о теологической и пасторской ответственности:

Ребенок Пеппоне в конце концов допускается к крещению. А в знак компромисса Дон Камилло предлагает родителям дать ему не только имя Ленин, но также и свое собственное: «Давайте назовем его Либеро Камилло Ленин. Да, Ленин тоже; потому что рядом с Камилло такие парни, как Ленин, вреда не наделают». Иисус разрешает своему слуге вольности подобного рода, что отводит Распятому Сыну Божьему весьма достойное место в юмористическом тексте Гуарески. Благодаря таким уступкам и компромиссам, совершаемым с позиции истинно трансцендентальной, мир Понтератто обретает нерушимую стабильность; и, напротив, то, что он крестит ребенка, не разрушает публичный образ мэра как атеиста. Стабильный уклад маленького городка выявляет моменты самообмана Дона Камилло как особенно смешные. Такие моменты возникают походя, потому что «реальные» разговоры с Христом делают невозможным для священника верить лишь в то, во что он хочет верить.

Действующие силы этого повествования соответствуют конфигурации характеров в «Папа лучше знает», семейном сериале, который появился на американском радио в 1949 году, а к 1954 году стал одной из тех постоянных передач, что выдвинули телевизионное вещание в западных обществах на центральное место среди остальных медиа. Начиная с 1950-х все эпизоды этого сериала были посвящены семье среднего класса, состоящей из пяти человек (скорее высшего среднего класса, чем низшего, ибо тот папа, что «знает лучше», служит в страховой компании) и живущей в некоем типовом маленьком городке под названием Спрингфилд («Весеннее поле»). Джим, отец, женат на своей красавице-жене Маргарет, она – голос разума всей семьи и по совместительству домохозяйка. Бетти – их старшая дочь позднего подросткового возраста, за нею идет Бад, на три года ее младше, и Кэти, которая все еще в начальной школе. Поскольку в голове отца все время рождаются амбициозные сценарии по устройству будущего своих детей, многие эпизоды (если не большинство) начинаются с того, что он приходит после работы домой с «одной блестящей идеей» касательно будущего Бетти, Бада, а иногда даже Кэти. Одна из таких идей состоит в том, чтобы Бад, его единственный сын, стал, как и он, бизнесменом, потому что Джиму хочется считать, что Бад унаследовал от него талант к торговле. И когда Бад придумывает план продавать огромную коробку дешевых пластиковых соусников по всему кварталу, Джим просто счастлив. Бад очень застенчивый мальчик и, конечно, никакого успеха в этом деле не добивается – но, желая убедить отца, что он все-таки заработал деньги на соусниках, он тайно подряжается работать посудомойкой в соседнем ресторане. И это типичный момент, когда появляется Маргарет – мать и жена, – спасая положение. Это та самая Маргарет, которая и правда все знает лучше (само название, кажется, несет в себе мягкую иронию в том смысле, что Маргарет – единственная, кто знает, что в интересах семьи позволять ее мужу считать, что «папа лучше знает»). В нескольких словах и тоном, сходным с тоном Иисуса из «Дона Камилло и Пеппоне», она показывает Джиму, что сын-посудомойка ни в коем случае не ниже стандартов их семейства, и затем приглашает его на приятный ужин в другом ресторане. И все остается как всегда: ничего не поменялось, «папа» может продолжать считать, что знает все лучше всех, а временно захватившее его разум желание сделать сына похожим на себя останется лишь веселым воспоминанием – и для семьи в телевизоре, и для зрителей. Но лишь благодаря изначальной мудрости их матери добираются они до этой финальной точки.

Точно так же самые популярные фильмы с Мэрилин Монро начинаются со сцен маскарада и переодеваний, которые распадаются до эпизодов притворства и самообмана и в конце концов снова возрождаются в ситуации стабильности. И лучшей, наиболее полной и успешной иллюстрацией подобной схемы является фильм «В джазе только девушки» 1959 года. (Хотя «Выйти замуж за миллионера» 1953 года и «Зуд седьмого года» 1955-го очень в этом отношении похожи.) Действие фильма «В джазе только девушки» происходит во времена сухого закона. В один подпольный бар поставляют новую порцию спиртного, перевозимую в гробу на грузовике, который, по всей видимости, принадлежит моргу. Полиции удается на этот раз «закрыть» заведение, и все играющие там музыканты – среди которых саксофонист Джо и басист Джерри – теперь должны искать работу. Джо и Джерри переодеваются «Джозефиной» и «Дафной» и присоединяются к «только женскому» оркестру, который, получив ангажемент в пятизвездочном отеле в Майами, едет на поезде. Поездка полна двусмысленными юмористическими сценами – особенно теми, где присутствует прекрасная Душечка Дана Ковальчик, играющая на гавайской гитаре и в которую мгновенно влюбляются Джерри / Дафна и Джо / Джозефина. В Майами Дафна / Джерри привлекает к себе внимание Осгуда Филдинга III, престарелого миллионера. А в это время Джозефина / Джо в попытке завоевать Душечку притворяется наследником «Шелл ойл»: то есть мужчина, притворяющийся женщиной, снова становится мужчиной, но под другим именем.

Случай с Дафной / Джерри более интересен. На краткий миг – или, точнее, после получения бриллиантового браслета от Филдинга в качестве подарка на помолвку – она / он пытается убедить саму / самого себя, что она / он просто должна / должен продолжать «быть» женщиной и выйти замуж за Филдинга. Конечно, добрый друг Джерри Джо – принимая на себя роль «трансцендентального авторитета», напоминает другу, что «в реальности» он может быть только мужчиной. Поэтому самообман никогда в действительности не смешивает и не нарушает устойчивый порядок ролей социальной идентичности. Кроме, пожалуй, последней сцены фильма. На моторной лодке Филдинга Джо признается Душечке, что он просто музыкант. (И конечно, Душечка любит его за это еще больше.) Это счастливый конец номер один. А вот счастливый конец номер два по контрасту довольно двусмыслен. Дафна / Джерри говорит Филдингу, что «она» не может иметь детей. Поскольку ему это, кажется, все равно, «она» продолжает настаивать, что не может выйти за него замуж. Филдинг даже не думает отступать. Наконец Дафна / Джерри кричит: «Я мужчина!», и, не моргнув глазом, Филдинг отвечает: «У каждого свои недостатки». И аудитория остается с неким намеком на гендерные проблемы (может, Осгуд Филдинг III бисексуален?).