Мы живем неправильно - Ксения Букша

Ксюшик засыпает, и весь дом погружается в сонную тишину. Мама осторожно перекладывает девочку на свою кровать и отправляется на кухню готовить завтрашний обед. Тихо-тихо крутится барабан в стиральной машине. И на Дэна вдруг нападает дрема. Он сидит в кресле и не может даже пальцем пошевелить. Вдруг он понимает, как безумно устал за последние месяцы. Дэн прикрывает глаза, и под веками молниями прочерчиваются острые пики, зигзаги и зазубрины графиков, вспыхивают красно-зеленым котировки, слоятся облака Ишимоку и линии Болинджера…

Вздрогнув, он открывает глаза. Перед ним стоит мама.

– Ужинать будешь? – спрашивает она.

– Чего-то не хочется, – вяло говорит Дэн.

– Ты не заболел? – она целует его в лоб. – Вроде температуры нет… Ты так устаешь! Зачем тебе эти дурацкие деньги? Я не хочу, чтоб мой мальчик здоровье себе испортил! Здоровье важнее любых денег!

– Я знаю, – говорит Дэн, глядя на диван. – Смотри, как сладко спит.

– Да, – говорит мама и улыбается, враз переключаясь на младшую дочку. – Лялечка.

– Я тоже такой был?

– Да. Ну, не такой. Ты все время орал… Я тебя пеленала очень долго, боялась, что ты руками будешь себе в глазки попадать…

– А Ксюшу не пеленаешь.

– Да вот, видишь, сейчас вроде как говорят – пеленать не надо… Прогресс в деле воспитания младенцев ушел далеко вперед, – шутит мама.

Мама и дядя Боря садятся ужинать. Дэн подходит к дивану и смотрит на маленькую сестричку.

На столе загорается ярко-синим экран мобильника – бесшумный звонок. Дэн берет трубку, выходит в коридор.

– Да.

– Это Макс, – голос преисполнен ликования. – Дэн, у нас такой клевый клиент! Мы тут с ним сидим, стратегии обсуждаем! Ты как? Решаешь?

– Еще не садился, – говорит Дэн.

– Почему? – возмущенно вопит Макс. – Килька нас завтра уроет…

– Устал.

– Уста-ал?! Да ты что?! А ну садись щажже, – Макс пародирует тон возмущенного родителя, – а то ремнем по попе, и вперед!

– Макс, – говорит Дэн, – я выхожу.

– В каком смысле?

– В прямом, – говорит Дэн. – Я делаю перерыв.

– Надолго?

– Не знаю, – говорит Дэн с некоторой заминкой. – Короче, перерыв. Уроки тебе делать буду. Какое-то время. Потом посмотрим.

– Ну ты даешь! – говорит Макс. А потом: – Ну… как хочешь… если говоришь, что устал… А прибыль как?

– Прибыль можешь вертеть, как хочешь. Моя будет половина от сегодняшнего. А что с завтрашнего – все твое.

– Ну нет, – говорит Макс. – Ты за кого меня принимаешь? Модель-то мы вместе делали. И уроки, кроме того… Я не жадница какая-нибудь. Буду тебе и от завтрашних отдавать проценты. Там, десять процентов, например. Ладно?

В его голосе, отмечает Дэн, слышно не только сожаление, но и нескрываемая радость.

– Спасибо, – говорит Дэн. – Ладно.

Он выключает телефон, идет в большую комнату. Зажигает свет. Подставляет стул. Шарит по верхней полке и находит старый, потрепанный учебник анатомии. Сдувает с него пыль, слезает со стула, возвращается в маленькую комнату, тихо садится на диван рядом с Ксюшей и углубляется в чтение.

Наш начальник был игроком. Патологическим. И все об этом знали.

Это хуже, чем алкоголь. Говорят, это как наркотики. Кто зашел далеко, того уже не вернуть к нормальной жизни. У него может быть только устойчивая ремиссия.

В основном наш начальник держал себя в руках. Но каждые два месяца он исчезал дней на десять. Возвращался похудевший, и руки у него тряслись, а под глазами чернели круги. Первые дни даже говорил с трудом. Значит, пустил под откос очередную кучу денег.

Где он играл, мы не знали. Может, в каком-нибудь казино. А может, за границу ездил. Куда-нибудь в Лас-Вегас, в Баден-Баден. Денег у него оставалось еще много. И работу свою он знал. Вообще, на редкость хороший специалист был наш начальник, таких сейчас вообще не делают. Наше предприятие выпускало точные оптические приборы для медицинских нужд. Некоторые из них наш начальник сам изобрел. Когда-то давно, когда еще не играл столько.

Пока дела на фирме шли хорошо. Мы знали, что это временно. Но пока все было хорошо, и мы не уходили.

Коллектив у нас был маленький и дружный. Мы часто говорили между собой о проблеме нашего начальника.

– У одного моего знакомого дочка подсела на героин, – рассказывал главный механик. – Он после курса лечения отправил ее послушницей в монастырь. Через пять лет она вернулась к нормальной жизни. Тогда ей было двадцать три, а сейчас уже тридцать, муж есть, ребенок.

Почему-то люди всегда воспринимают наличие мужа и ребенка как доказательство нормальности и благополучия. У нашего начальника тоже были дети. Это его не спасало.

– Ему не поможет монастырь, – возражал секретарь. – Он не сможет бросить бизнес. Это две стороны одной медали.

– Тоже мне, медаль, – говорил я. – Не хотел бы я такую медаль на шею.

Утром наш начальник приходил раньше всех, в половине восьмого. Кроме него так рано обычно приходила только уборщица Анна Сергеевна. Конечно, если никто не оставался на ночь. Наша уборщица была пожилая женщина, худенькая, в новых кроссовках. Я, к сожалению, про себя называл ее барсучком. Всегда мне бывало неловко, что она убирает, а я сижу и занимаюсь умственным трудом. С другой стороны, Анна Сергеевна тоже была хороша. С восьми до полудня, в самое горячее время, она попадалась мне на глаза всюду, куда бы я ни пошел. Подкрадывалась сзади к рабочему месту и суетливо махала тряпкой. После тряпки поверхность стола становилась мокрой и слегка воняла. Пойду на кухню выпить чаю – барсучок тут как тут. Захочу в туалет – глядь, дверь открыта, на полу лужи холодной воды, оглушительно воняет так называемым освежителем воздуха. Я знал, что неправ, но ничего не мог с собой поделать.

Так вот, в то утро я тоже работал, потому что оставался на ночь. У нас было много срочных заказов, и времени не хватало. Работа предстояла механическая, но кропотливая. За ночь я выкурил пачку сигарет, а глаза к утру покраснели. Но к семи часам почти вся срочная работа была закончена. У меня даже стали появляться посторонние мысли.

Тут уборщица за моей спиной сделала неловкое движение и задела шваброй стул.

– Сейчас-сейчас, – прошептала она.

Все-таки я встал и, чтобы ей не мешать (или, вернее, чтобы она мне не мешала), пошел на кухню выпить кофе. Взял чашку, пачку сигарет, зажигалку и расположился у окна, приоткрыв небольшую щелку, чтобы выпускать дым. Начальник как раз подъехал к воротам на своей машине. Было весеннее утро, свежее, серо-голубое и безветренное.

Прошло еще три или четыре минуты; потом я услышал, как хлопнула дверь – вошел начальник. Я еще подумал, что сейчас он будет проходить мимо курилки, и развернулся, чтобы его поприветствовать. Но начальник все не шел. Вдруг мне показалось, что я услышал его голос, и сразу вслед за этим раздался грохот, как будто уронили что-то небольшое, но увесистое.