Лабиринт отражений - Сергей Лукьяненко

— Звёзды слишком яркие.

— Нет. Здесь хорошо…

Она ложится рядом, и я сдвигаюсь на одеяле, чтобы намхватило места.

— Ты любишь небо? — спрашивает Вика.

— Да. Я люблю смотреть на звёзды. Только совершенно не знаю,как они называются.

— А зачем им наши имена… — Вика касается моей руки. —Смотри, упала звезда. Прямо над нами.

— Мы можем пойти и поискать её, — серьёзно говорю я. Викаотвечает не сразу, и я с ужасом понимаю, что сейчас придётся вставать.

— Нет, — решает она. — Ты на ногах не держишься, Стрелок. Мыеё поищем утром. Звезда как раз остынет, и можно будет взять её в руки.

— Утром слишком светло, — замечаю я. — Лучше завтра вечером.

— Ты странный, — тихо говорит девушка. — Хорошо. Поищемзавтра.

— Ты находила когда-нибудь упавшую звезду?

Вика молчит, но я чувствую, что она качает головой.

— Виртуальность отняла у нас небо, — шепчу я.

— Ты тоже это понял?

— Конечно. Мир уходит в глубину. В отражение реальности.Зачем летать к Луне или Марсу, если здесь уже доступны любые планеты? Пропалазарт. Пропал интерес.

— Зато развиваются электронные технологии.

— Разве? «Восьмёрка» — это просто очень крутой «686»… — янамеренно называю «пентиум-про» непринятым именем. — Ничего нового не родилосьза последние пять лет. Топчемся на месте.

Вика тихо смеётся.

— Господи… спор о развитии технологий… Леонид, ты ведь вборделе.

— Знаю. Тебе неинтересно?

— Интересно. Я… я просто отвыкла от таких разговоров.

Она молчит, потом легонько касается моей щеки губами.

— Спи. У тебя язык заплетается, Лёня.

Не спорю. Мне не хочется с ней спорить.

Тем более, что она права.

Я закрываю глаза и засыпаю — мгновенно.

Мне снится сон. Мне часто снятся сны — за день сознаниевыматывается так, что разгрузка просто необходима. А сны для того и приходят,чтобы спасти нас от обилия впечатлений, досказать несказанное.

Обычно я не запоминаю снов. Лишь сумбурные остатки вертятсяв голове, так и не осознанные до конца. Но сейчас сон ярок и впечатывается всознание. Может быть потому, что я сплю в виртуальности.

Я стою на сцене, за тяжёлыми полотнищами занавесей. На сцене— человек с гитарой, он неподвижен, словно скован невидимыми цепями. Он поёт,но до меня не доносится слов. Между нами — глубина, ожившая, ставшая прозрачнойстеной. И я напрягаюсь, пытаясь шагнуть к нему, разбить стену и услышать слова.Но глубина тяжела и упруга, словно резиновая плита. Меня отшвыривает обратно, япадаю на колени, замираю, не в силах пошевелиться.

Певец поворачивает голову, смотрит на меня. Кажется, онначинает петь громче. Но я всё равно не слышу. Я скован глубиной, спелёнут. Ябеспомощен.

Певец кивает и отворачивается. Я вдруг понимаю, что это иесть Неудачник из «Лабиринта». Тот, кого я должен спасти… спасти, а не валятьсяна коленях под незримой резиновой тяжестью.

Но сил всё равно нет.

С противоположного конца сцены, из-за занавеса, появляетсяещё один человек. Он в маскировочном комбинезоне, с винчестером в руках.Усмехается, глядя на меня, поднимает оружие. Это Алекс.

«Нет!» — кричу я, но звук вязнет в глубине.

Алекс стреляет. Пуля пробивает гриф гитары, взвизгиваютструны, сворачиваясь упругими кольцами, барьер тишины лопается. Я вскакиваю,тяжесть исчезла, и певец недоумённо смотрит на убитую гитару, Алекс передёргиваетзатвор, а я уже бегу, прыгаю, сбиваю певца с ног, заслоняю собой.

— Я говорил, что сделаю тебя, — произносит Алекс.

Он стреляет, пуля входит мне в грудь, разрывает сердце,проходит насквозь и пронзает певца. Его тело вздрагивает и становится мёртвым.

Это значит — всё. Значит — я не успел.

Я поднимаюсь, иду на Алекса. Сердце уже не бьётся в груди,но что мне до того. Я дайвер. Единственный враг глубины, страж между мирами,тот, кто должен был успеть. Я привык жить без сердца. Меня так просто не убьёшь.

Зал за спиной ревёт, аплодирует, свистит, топает ногами.

— Я сделал тебя, — говорит Алекс, опуская винчестер.

Из-за его спины выходит Вика. Протягивает вперёд руку — владони жирный серый пепел.

— Я нашла ту звезду, — шепчет она. Разжимает ладонь.

Пепел, кружась, стекает на пол.

И тогда я умираю.

Проснувшись, я жадно глотаю воздух. Уже рассвело. Воздухпьяняще свеж. Вика спит, прижавшись к моему плечу, зябко съёжившись.

Хороший сон мне приснился…

Как там в анекдоте про Фрейда… «Знаешь, доченька, бывают ипросто сны…»

А вообще-то, говорят, что спать в виртуальности — плохаяпримета.

— Вика… — я трогаю её за плечо, она вздрагивает, но непросыпается.

Встаю, укрываю её краем одеяла. Фонарь на траве потух,догорел. Иду в домик.

Он маленький, там всего одна комната — роскошная спальня,ванная, туалет и кухня. Достаю из холодильника сливки, сыр, паштет. Варю кофена маленькой плите, делаю бутерброды, складываю всё на маленький поднос, идуобратно к Вике.

Она ещё спит.

Глубина-глубина, я не твой…

Что ж, неплохо отдохнул. Три часа дня.

Я сходил в ванную. Привёл себя в порядок, даже зубыпочистил, стянув шлем и зажав его под мышкой. Вернувшись в комнату, достал изхолодильника банку лимонада, йогурт, кусок колбасы. Дурацкий набор, но какаяразница, что я буду есть в реальности? Лишь бы набить желудок.

Та Вика, что на дисплее компьютера, тоже дремлет. Япочувствовал лёгкий стыд, стыд перед программой, которой изменяю с человеком.

deep Ввод.

Глажу волосы Вики — почти настоящей Вики. Шепчу:

— Пора вставать…

Она просыпается. Недоумённо смотрит на меня, потомулыбается.

— Спасибо.

— За что?

— Ну… я так здорово отдохнула. Нечасто получается…

— Я принёс завтрак, — говорю я.

— Это моя обязанность, — с деланным недовольством вздыхаетВика. — Спасибо, Леонид.