А ночь была как музыка, как милость - Валерий Столыпин

Он видел эту замечательную девочку, как две капли воды похожую на маму, разговаривал с ней. Мало того, она росла по мере укрепления их отношений.

– Я рада, что ты выздоровел, – сказала Катя, – познакомишь?

– Да, конечно. Мы непременно встретимся все вместе. Обещаю пригласить на свадьбу.

– Ты на меня не сердишься?

– Ну что ты, мы же взрослые люди.

Что ещё он мог ответить, что?

Его теория оказалась безумной, абсурдной мистификацией.

Разве можно было сказать Кате, что всё это время он спит на нестиранном белье, не готовит еду и не выносит мусор.

Виктор видел, как её нежно целует тот, который коварно и подло отнял у него счастье, как они воркуют, как ластится его женщина к удачливо укравшему невесту сопернику.

– Ты замечательно выглядишь, Витя. О себе не могу сказать такое. Сам видишь, беременность не красит. Что скажешь, если позову тебя быть крёстным моему сыну?

– Буду счастлив. Вы уже расписались?

– Ещё нет. Вот накопим денег на свадьбу, тогда.

– А если свадьбы не будет?

– Что ты такое говоришь, Витя?

– Просто неожиданный вариант, стечение обстоятельств.

– У нас же любовь.

– Мы тоже друг друга любили.

– Не так, Витя, не так. Извини, мне пора домой. Устала.

– Поцелуй меня.

Катя трижды, чмокая, приложилась к другу щекой, – до встречи.

– Пока. Увидимся.

Девушка ушла в сопровождении жениха, Витька с трудом сдерживал подступающие слёзы. Он провёл по щеке, по тому месту, до которого касалась Катя,  пальцами, облизнул их, пытаясь вспомнить вкус и запах поцелуя любимой.

Увы, память скоротечна. Ощущение счастья невозможно напечатлеть, словно фотографию, а затем извлекать из альбома, чтобы чувствовать вновь и вновь.

Как же это всё-таки больно, дружить с любимой, вспоминая мгновения, которые невозможно вернуть.

Такие испытания – непосильный груз.

– Нельзя создать настоящую дружбу на осколках любви.

– Не-воз-мож-но! Завтра выставлю квартиру на продажу. Уволюсь, уеду в другой город. Иначе пережить такую дружбу у меня не получится.

Часть 1

– Дунаев. Игорь Леонидович, – с поклоном представился немолодой уже, с виду лет сорока пяти или чуть больше огненно-рыжий мужчина в усах и бороде хорошенькой девушке, стоящей на крыльце его дома.

Удивительно, но глаза у него были молодые, а кожа лица слишком гладкая.

Одет мужчина был в шаровары, наподобие тех, в которых рисуют казаков, пишущих письмо турецкому султану и клетчатую фланелевую рубаху с длинными рукавами, размера на два шире объёма фигуры, почти до колен.

На ногах стоптанные валенки, подшитые кожей, голова покрыта фетровым колпаком невнятного цвета. Этот живописный ансамбль дополняет солдатский ремень с блестящей на солнце бляхой.

– А вот и Ланочка, жиличка твоя. Я тебе рассказывала. Внучка подружки моей, Дарьи Степановны. С детства её знаю. Хорошая девчушка, послушная, смирная. Но, с характером. В институт поступила, а в дому, как назло прислониться негде, и уроки готовить, тоже. Вот, значит, такая оказия, Игорёк. Нужно приютить. Да она тебе в тягость не будет. Приберёт, когда нужно, обед сготовит. На это она мастерица. Семья-то многодетная. Сызмала к хозяйству приучены.

Девушка протянула игрушечную ладошку.

Игорь Леонидович осмотрел свою руку, вытер её о рубаху, попытался поздороваться.

Маленькая ладонь утонула в его пятерне, вызвав тревожную мысль, что  может сделать ребёнку больно.

Игорь накрыл протянутую руку второй ладонью, улыбнулся во весь рот, – милости прошу к нашему шалашу. Вы только меня не пугайтесь. Я бука. Волк-одиночка. В гости никого не зову и сам не хожу.

– Позвольте полюбопытствовать, как Ваше полное имя, фея?

– Лана Борисовна Саватейкина. Полное имя, тоже Лана. Мама сказала, что оно связано с плодородием. Я тихая. Обещаю  –  водить никого не буду. А где я буду жить?

– О, в таких хоромах. Отдельный вход, две комнаты, мебель. Но удобства и кухня к великому сожалению на моей половине. Ничего, разберёмся.

– Я постараюсь вас не стеснить. Тихо буду сидеть, как мышка.

– Ну и чудненько. Раз такое дело, нужно отметить. Сейчас чай поставлю. У меня и баранки есть.

– А я с утра пирожки испекла. С капустой и с мясом. Сейчас принесу. Может самогоночки, Игорь, как ты думаешь? – спросила соседка, Софья Даниловна.

– Ни к чему. Лишнее это. Ты же знаешь, я не любитель.

Соседка убежала, а Игорь Леонидович стоял разинув рот и не отпускал руку жилички, изучая её силуэт, даже пытался поймать взгляд.

Работал он счетоводом, по-нынешнему, экономистом, а в свободное время изучал философию.

Наука эта непростая. Десять минут читаешь, потом неделю думаешь, перевариваешь, пока всё состыкуется, встанет на свои места.

Когда он размышлял, чтобы занять чем-то руки рисовал карандашом, в основном силуэты: динамичные, экспрессивные, летящие. Это помогало усваивать прочитанное и дарило радость творчества.

Ланочкин силуэт очаровал его сразу.

Мужчина даже не понял поначалу, чем: лёгкостью, подвижностью или плавностью линий. Смотрел на девочку, представляя себе будущий рисунок. Изумительная грация.

Игорь Леонидович видел перед собой, можно сказать держал в своих могучих руках, маленькую блёклую блондиночку с коротенькой стрижкой, невзрачным, почти бесцветным лицом, но огненным взором.

Её глаза пылали азартом и чем-то ещё, довольно загадочным, заставляющим вглядеться внимательнее.

Казалось, будто она сейчас взмахнёт своими миленькими ладошками и полетит.

Лана даже стоять спокойно не могла из-за избытка энергии: пританцовывала, порываясь бежать или что-то ещё делать, лишь бы ни топтаться на месте.

Жизненная сила  в теле девочки фонтанировала, заливая окружающее пространство подобием сияния. Создавалось впечатление, будто вокруг потрескивают светящиеся разряды и микроскопические молнии.

Такой диссонанс, когда серая внешность растворяется в мерцании яркой ауры, обнуляя невзрачность, вызвала у него повышенный интерес.

– А девочка-то с сюрпризом, – подумал Игорь, – видно, та ещё штучка. Интересно будет с ней познакомиться. Наверняка, эта забавная малышка окажется занимательным собеседником, если захочет разговаривать, с таким занудой, как я. Придётся постараться. Жить вместе, рядом, и не общаться – так не бывает.

Лана была низенькой девочкой, однако небольшой рост нивелировали достоинства фигуры  –  пропорциональной и стройной.