Дикий, дикий Запад - Екатерина Лесина

Колба опять же хрупкая.

И мага, чтобы камни заряжал, найти не так-то просто. Стоп. По ходу и вправду тяжко, если не соображаю. Я маг. И графчик тоже. Вона, все-таки раздышался, даже глаз приоткрыл.

– Милли? – Эдди поднял-таки ружьишко. – Перчатки на женскую руку. Возьмешь?

– Давай. – Я вытерла рукавом сопли.

Блевать, к счастью, больше не тянуло. А перчатки сели хорошо. Сделанные из мягкой лайки, ношеные, они обмялись и теперь плотно облегали ладони. Поверху поблескивала металлом расшивка управляющих контуров, и я чувствовала слабые потоки Силы.

Я пошевелила пальцами, а после и вовсе сжала левую руку в кулак и кивнула, увидев, как в колбе ружья заклубился туман. Хорошая штука. Оно, конечно, револьвер привычней будет, но, чую, и она нам пригодится.

Эдди же свистнул, тонко так, что по ушам полоснуло. Но на свист его ответили ржанием. А после из расщелины выглянул жеребец, за которым и моя лошадка потянулась, ну а там сыскался конь и для графчика, что вроде и помирать передумал, но и не больно-то живым гляделся.

– А если он того? – поинтересовалась я, глядя, как Эдди перекидывает бедолагу через конскую спину. Еще и веревкою привязал. Оно-то ради пользы только, чтоб не сверзился ненароком, но гляделось жутковато. – Ну… того? Загнется?

Эдди пожал плечами, мол, жизнь такая, всякое в ней случается, и ответил:

– Похороним.

Потом помолчал и добавил:

– Правда, без почестей.

Глава 14,

в которой путешественники оказываются по другую сторону гор, где тоже есть жизнь

На что похожа Мертвая роща? На рощу и похожа. Только мертвую. Нет, добрались-то мы до нее не сразу. Сперва Эдди кружил, искал тропу, которая все не давалась: видать, крепко от чужаков была зачарована. Эдди даже нервничать начал.

А потом придумал, что делать.

Оно, конечно, не слишком красиво вышло. Я даже отвернулась, когда Эдди к покойнице подошел со своим тесаком. А все одно звук получился мерзким. После уж то ничего. Голова? Будто я их раньше не видела. Голову он к седлу привязал. А там уж на крови-то, пусть и мертвой, путь открыл.

Сказал только:

– Если этот очнется и блевать захочет, скажи, чтоб не сильно. А то воды на ближайшие мили я не чую.

Я кивнула. И подумала, что и вправду нехорошо будет, если очнется. Ну и повод его коняги прибрала. Так и поехали. Впереди Эдди с головою в седле, которую он рукой еще придерживал. И ехал с закрытыми глазами, но обманываться не след: все-то он видел.

Пусть и не своими глазами.

Ну а за ним я, а там и Чарли, который, на счастье свое, продолжал пребывать в состоянии бессознательном. Я бы даже решила, что он вовсе окочурился, но теперь как-то очень уж ясно слышала огонек Силы внутри него.

Так мы ехали.

И ехали.

И все еще ехали, не останавливаясь, даже когда солнце за полдень перевалило. Ну а потом уже и приехали. Горы вдруг стали будто бы темнее, а потом, наоборот, разом посветлели. И с каждым шагом – а лошади уже едва брели, тоже понять надо, что утомились, – они все больше выцветали.

В какой-то момент краски вовсе схлынули.

Горы же покрылись… солью?

Я даже спешилась и пальцем потрогала искрящиеся белые кристаллы. Острые какие!

– Не вздумай в рот тянуть! – не открывая глаз, сказал Эдди.

Я поспешно вытерла пальцы и лошадь взяла под уздцы. Та явно беспокоилась. Вон, затанцевала, ушами прядет, пятится. Не по вкусу ей место.

И в чем-то я лошадь понимала.

Чем дальше, тем сильнее я ощущала темную Силу, что выплеснулась на дорогу.

На рощу.

Белую-белую рощу. Деревья в ней, казалось, застыли вне времени, покрытые все той же искрящейся чистою солью. Свет заходящего солнца окрашивал их то в розовый, то в алый, и тогда казалось, что сквозь соль проступают пятна крови.

– Нехорошо здесь. – Я обхватила себя руками. – Эдди…

– Убивали тут. Многих. – Братец открыл-таки глаза и попытался спешиться, а в итоге мало что не свалился. Я едва успела подхватить. А эта бестолочь заворчала, мол, тяжелый. Без него знаю, что тяжелый. Но это еще не повод, чтобы мордой в соль падать. А вот голова бухнулась, покатилась прямо к мертвым деревам. И те вдруг ожили, зашевелили ветвями, хотя, клянусь, я не ощутила и тени ветра.

Захрустела корка.

Потянулась.

И затянула голову плотным соляным панцирем. Кажется, я начала понимать, почему сюда за солью никто не ходит. А ведь казалось бы, недалече.

– Как там Чарли?

– Живой, – честно ответила я, помогая Эдди добраться до графчика. – Но того… крепко, видать, выложился. Нам бы отдохнуть.

И лучше бы там, в скалах, потому как соляная роща, сожравшая только что голову, не выглядела сколько-нибудь подходящим местом для отдыха. А с другой стороны, горы нас теперь не примут.

Да и лошади едва стоят.

И я не лучше.

А ведь нам проводников обещали. Хотя… один нас уже проводил.

Я вздохнула и, вернувшись к лошади, ослабила подпругу. Уздечку тоже сняла, погладила по шее:

– Извини… тут побудем?

Это уже Эдди адресовалось, которому место тоже было не по вкусу. Он стоял, крутил головой, прислушиваясь к чему-то. Руки его лежали на револьверах, да и вид у братца был такой, характерный.

– Тут.

Я кивнула и сняла седло. Спину бы лошади тоже растереть не мешало. И напоить. И… я только вздохнула, когда конская морда ткнула мне в грудь.

– Потерпи. Завтра отсюда выберемся.

Или сдохнем.

У нас тоже воды не так, чтобы много осталось.

Лошадь вздохнула. Поняла, стало быть? А я занялась Чарли. Содрала веревку, от которой на руках остались характерные следы, но авось не обидится? Очнулся бы… времени вон сколько прошло, а он лежит себе тихонько.

Не шевелится даже.

Я приложила ухо к груди. Нет, сердце бьется. Искорка Силы внутри тоже трепещет, но вялая, несчастная. И мне подумалось, что хуже я всяко ему не сделаю. Может, он такой квелый, потому как всю Силу отдал? Тогда, выходит, если искра эта погаснет, то и маг помрет?

Нехорошо.

Все-таки мне с ним еще на Восток ехать. Я даже почти смирилась с этой мыслью. А загнется – где тогда провожатого искать? То-то и оно.

И, нахмурившись, я попыталась вспомнить, что там, в маговой книге, про Силу писали. Выходило, что писали много, но очень уж непонятно. Ну… а если иначе?

Он же сам говорил, что вреда магия не причинит.

Пусть и не причиняет. Пусть причиняет исключительно пользу. Я