Дикий, дикий Запад - Екатерина Лесина

потянулась к своей Силе, или она ко мне, откликнувшись с прежней легкостью. Аж руки защипало. Ну я и положила их, одну графу на грудь, другую на лоб. И сделала выдох.

Вдох.

– Милли? – Эдди явно забеспокоился.

– Не спалю, – пообещала я, почти, между прочим, искренне. Ну, во всяком случае с большой надеждой, что и вправду не спалю.

Сила…

Сила потекла к огонечку, и тот сперва задрожал, а потом тоже к Силе потянулся. Вот и ладненько. Я, правда, не знаю, сколько ему надобно, но пока делюсь.

Это было даже красиво.

Нити моей Силы, всех оттенков золота, завивались, сплетались этакими то ли проволочками, то ли туманом, обнимая огонек, а он тянул их в себя.

И тянул.

И…

Маг раскрыл глаза и захрипел.

– Лежи тихо, – велела я и голову его прижала. А то чего он дергается? Я, между прочим, добро творю, а это нечасто случается.

Он глазами моргнул.

– Т-ты…

– Я, – сказала я и кивнула на всякий случай. – Милли я. Милисента. А там Эдди… да не вертись, никуда он не денется. А ты Чарли, граф там какой-то…

Чарли рот открыл и заклекотал. Ишь, болезный, может, ему той магией мозги отшибло? Слыхала я, что и такое бывает. Вона, прошлым годом Тед Кривой, перепивши, с коня сверзился да макушкою в камень, после тоже три дня в лежку лежал, и все думали, что откинется. Жена его даже с гробовщиком ругаться ходила, потому как тот, скотина, совсем уж бесстыдных денег запросил. А Тедди взял да и очнулся.

Сперва глазами хлопал.

А потом заговорил. Ну и оказалось, что камнем тем ему всю память начисто отшибло. Ни имени своего, ни жены, ни шестерых детей не помнит. Кто-то, правда, бросил, что это он просто случаем воспользовался, чтобы, значится, от жены уйти, да это так, зубоскальство.

Не ушел.

Пить бросил. Играть тоже. В церковь стал захаживать, к превеликой радости пастора, который тот камень чудом Господним объявил.

Ну… так вот, может, и у мага нашего чего отшибло ненароком? Или от того, что он полдня вниз головой провисел? Тоже ведь не на пользу.

– Хватит, – просипел он и руку мою скинул, разрывая ниточки Силы.

От дурак! Больно же ж!

Я рукой помахала и поморщилась. Благо, перчатка как-то защитила.

– Мы… где? – поинтересовался Чарли, оглядываясь. Причем столько во взгляде подозрительности.

– Мертвая роща, – сказала я, проглотив зевок.

В животе заурчало.

Вспомнилось, что ела я давно, да и пить захотелось со страшной силой. Заныли ноги. Заболела голова. И мир показался до отвращения недружелюбным местом.

– Роща? – Чарльз потер запястья и уставился на красные следы от веревки.

Я отвернулась.

Не я его вязала, и вообще…

– И… что мы тут делаем? – Претензий по поводу следов графчик предъявлять не стал, проявив редкостную разумность.

– Ждем.

– Кого?

Хрустнула соль под копытом лошади, и деревья вдруг зазвенели, тоненько так, жалобно. В звоне их мне почудились голоса. Много-много голосов, очень далеких, спешащих сказать что-то донельзя важное, но при том перебивающих друг друга. И от многоголосицы этой тотчас заболела голова.

– Их, похоже, – сказал Эдди.

А я…

Я ничего не сказала. Только подумала, что это с той стороны горы высокие, а с этой… с этой начинаются земли беловолосых сиу.

Так чему удивляться?

Сиу Чарльз видел и раньше.

На картинках.

И еще однажды, когда его пригласили на закрытое заседание Географического общества, где мистер Нейман, заслуженный путешественник, представил своего подопечного.

Тот сиу был еще ребенком.

Нейман что-то там рассказывал, на редкость, казалось, увлекательное, но теперь Чарльз, сколь ни силился, не мог вспомнить ни слова из того рассказа. Вроде бы в нем присутствовало извержение вулкана? Или наводнение? Или еще что-то донельзя катастрофическое, уничтожившее всю деревню?

А вот мальчишку помнил.

Неестественно худого, с кожей цвета бронзы и белыми волосами, заплетенными в тонкие косицы. Помнил тонкую шею, заостренные уши и перья, которые разительно контрастировали с шерстяным костюмом. И выражение лица, застывшее, словно сиу надел маску.

Тот.

А эти… эти были взрослыми. Высокими. Едва ли не выше Эдди. Худыми. И Чарльз смотрел. Узкие лица. Острые черты. Носы-клювы и тонкие губы, покрытые черной краской. Узоры из алых точек и шрамов на щеках. Перья… перья другие. Там, у того мальчишки, в волосах торчали гусиные.

И как Чарльз не понял тогда, что все было неправильно?

Тогда не понял, а теперь осознал.

Эдди склонился, не сгибая спины, и произнес что-то на незнакомом языке. Слова его показались тягучими, словно мед.

Ему ответили.

А потом добавили:

– Да будут небеса благосклонны к вам, дети иного мира.

– Спасибо. – Чарльз подумал, что отвечать нужно совсем иначе, пожелать бы и хозяевам чего-нибудь хорошего, но как-то ничего хорошего в голову не приходило.

К счастью.

– И вам… легкого посмертного пути, – отозвалась Милисента, вытерев нос рукавом. Должно быть, именно из-за носа получилось как-то по-доброму, что ли.

Сиу не обиделись.

То есть Чарльз очень надеялся на то, что они не обиделись, ибо в нынешнем их с Эдди состоянии вряд ли получилось бы пережить чужую обиду.

Их трое.

И не понять по виду, мужчины или женщины. Слишком уж сиу нечеловечески угловаты. Прямы. И кожаные одежды нисколько не скрывают этой угловатости.

– Нас… – Эдди снова заговорил, но теперь уже на всеобщем наречии. – Отправил сюда Великий Змей. Он обещал проводника.

Тот, что стоял впереди, слегка наклонил голову.

– Ваш путь оказался непрост.

– К сожалению, так вышло… – Эдди потер щеку. – Змея предали. Нас тоже.

– Нить жизни Великого Змея оборвалась, – спокойно произнес сиу. – Мы слышали. Он ушел хорошо. Убил много врагов.

– Своих сыновей, – тихо произнес Эдди.

Сиу пожали плечами, причем одновременно.

– Сыновья тоже могут быть врагами. Каждый сам выбирает свой путь.

– И… что теперь? – Это Чарльз спросил у Милисенты, которая разглядывала сиу с осторожным любопытством.

– Мы исполним данное слово. Мы помним о долге. – Передний сиу положил ладонь на грудь. – Но вы устали, дети.

Она – теперь Чарльз вдруг явственно увидел, что перед ним женщина, хотя не мог понять, как определил это, – развернулась и велела:

– Идите за мной.

Спорить желания не возникло.

Глава 15,

где случается культурно-информационный обмен

– Дети? – шепотом спросил Чарльз.

– Для нее да. Она давно живет.

Насколько давно, уточнять Чарльз не стал. Все-таки сиу или нет, а женщина. Вдруг еще обидится? Маменька вот обижается, когда кто-то неосмотрительно указывает на возраст ее.

К счастью, идти пришлось недалеко. Путь пролегал сквозь Мертвую рощу.

Путь…

Узкая тропа. Белесые, покрытые солью стволы деревьев. Острые ветви, словно колья. Скрип. Стон.