Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи - Жан Флори

Итак, Готфрид принес оммаж, после чего, получив богатые дары, согласился отправиться со всей своей армией на другой берег Босфора. Таким образом, лотарингские войска, не раз угрожавшие Алексею (вышеупомянутое соглашение было принято после шести дней грабежа), больше его не беспокоили. Отныне, вплоть до середины мая, Алексей каждую неделю направлял Готфриду крупные субсидии и провизию, «ибо он сильно его боялся», как подчеркивает Альберт[255].

Затем Алексей использовал Готфрида, чтобы убедить Боэмунда заключить с ним, в свою очередь, соглашение. Альберт Ахенский сообщает о колебаниях норманнского вождя: «В действительности Боэмунд сначала отказался; он говорил, что опасается императора, считая его человеком хитрым и коварным; но, в конце концов, убежденный увещеваниями и обещаниями герцога, он доверчиво отправился во дворец…»[256]

Альберт не упоминает, в какой день состоялась эта встреча; он относит ее к тому времени, когда Боэмунд «с 10 000 рыцарей и несчетным множеством пеших воинов» уже стоял под стенами Константинополя. Однако это невозможно. Боэмунд, как мы видели, опередил армию, чтобы побеседовать с Алексеем; он прибыл под стены города, когда соглашение уже было заключено, как замечает сам Альберт Ахенский, а также норманнский Аноним и Рауль Канский[257]. Затем армию переправили на другой берег Босфора. Вместе с ней отправился и Танкред, уклонившись тем самым от условленной клятвы. Говоря об этой «встрече», которая вряд ли могла состояться в то время, Альберт указывает два важных момента: с одной стороны, давнее предубеждение Боэмунда против Алексея; с другой стороны, роль миротворца, которую исполнял Готфрид — вероятно, во время переговоров между Алексеем и Боэмундом, согласно обычному методу басилевса.

О развитии переговоров судить сложно из-за явных расхождений между рассказом Анны Комниной и западными источниками, которые рассказывают о них запутанно, сжато, порой несвязно, нарушая последовательность фактов, исключительно ради того, чтобы показать «плачевный» результат, следствие вероломства императора, враждебно настроенного к «рыцарям Христа». Так, в частности, обстоит дело с норманнским Анонимом. После того как Боэмунда устроили подобающим образом, император пригласил его на встречу:

«Когда император услышал, что к нему пришел достойнейший муж Боэмунд, он приказал подобающим образом его принять и разместить вне города в безопасности. После того как тот расположился, император послал к нему, чтобы он пришел говорить с ним с глазу на глаз. Туда же прибыл герцог Готфрид со своим братом. Затем подошел к городу и граф Сен-Жильский. В тот час император, кипя и содрогаясь от гнева, раздумывал, каким образом ему искусно и с коварством схватить этих Христовых воинов. Но силой божеской благодати ни места, ни времени для того, чтобы навредить, ни он, ни его слуги не нашли. В конце концов все люди знатного происхождения, находившиеся в Константинополе, собрались вместе. В страхе, что лишатся отечества, они, совещаясь и строя замысловатые планы, пришли к тому, что наши графы, герцоги, а также все старшины должны честно принести императору присягу на верность. Однако наши воспротивились, сказав: «Мы определенно недостойны, и нам не кажется справедливым приносить ему присягу»[258].

Тем не менее они это сделали, о чем автор тут же сожалеет:

«Быть может, наши предводители еще не раз будут нас обманывать. Что они будут делать в последний час? Скажут, что-де ввиду необходимости волей-неволей унизили себя перед негоднейшим из императоров!»[259]

Думаю, не стоит вновь указывать на явную антивизантийскую направленность этого текста. Вместо этого обратим внимание на хронологические нестыковки и противоречия. Прежде всего, автор пишет о «тайной беседе»… в которой, однако, участвуют Готфрид и Балдуин; больше он о ней ничего не сообщает, но тут же упоминает о приближении графа Тулузского, которому не придает никакой роли (граф еще далеко). Затем Аноним говорит о собрании знатных греческих горожан, желавших причинить ущерб Христову воинству; они сумели добиться этого, желая навязать всем предводителям крестоносного рыцарства клятву верности, от чего те отказались, считая это недостойным. Потом, после обещаний императора, которые он не сдержит, они, ссылаясь на необходимость, согласились на это условие.

Путаница в рассказе допущена, вероятно, сознательно. Здесь явно просвечивает замешательство автора, неспособного описать ход дипломатических бесед, на которых он не присутствовал. Его «господин» Боэмунд играл в них важную роль, однако они привели к соглашениям, которые редактор осуждал; к тому же впоследствии они поставили Боэмунда в затруднительное положение. В результате по воле редактора в повествовании появилась своего рода «художественная расплывчатость», а акцент был перенесен на вероломство басилевса и на чрезмерную легковерность Боэмунда и других предводителей (кроме Танкреда), полагавших, что в силу необходимости они вынуждены согласиться на условия несправедливого императора[260].

Альберт Ахенский посвятил переговорам столь же краткий рассказ. Он уточнил, однако, что Алексей и Боэмунд заключили соглашение, проведя перед этим несколько совещаний. В конце концов, Боэмунд стал «человеком императора», он дал клятву верности и обязался «не держать в своей власти» никаких земель в империи, за исключением тех, что дарует ему император или изъявит на то согласие[261]. Последнее замечание часто воспринимали как вводное, порицающее захват Антиохии Боэмундом. Возможно, но уверенности в этом нет. К тому же такое замечание не исключало для Боэмунда возможности получения земель, зависимых от империи, в качестве вознаграждения за услуги. К этому вопросу мы еще вернемся. Заключив соглашение, Алексей вознаградил Боэмунда, как ранее и Готфрида, золотом, серебром и драгоценными чашами.