Излом зла - Василий Головачев

Оставив машину за два квартала до «поместья» Горшина, наглухо заблокировав себя в пси-диапазоне, он прошелся по улице, присматриваясь к дому, никого в саду не увидел и ловко перепрыгнул через полутораметровой высоты забор, памятуя, что калитка Тарасова двора снабжена хитроумной системой контроля и опознавания гостей.

Открыть входную дверь не составило бы особого труда, но тогда сработала бы сигнализация, и Матвей решил проникнуть в дом через окно, несмотря на то, что все они были заперты изнутри. Он зашел со стороны леса, все время лоцируя, вернее, пассивно контролируя передвижения хозяина по дому, прислушался к своим ощущениям, тревоги не почуял и положил руку на стекло. Через несколько минут в стекле образовалось отверстие по форме ладони, сквозь которое можно было просунуть руку. Матвей отодвинул шпингалет форточки, открыл ее, гибким, змеиным движением, с прыжка, втиснул в нее плечи и быстро пролез, буквально «стек» на пол струей воды.

Горшина он обнаружил в гостиной с камином. Бывший Посвященный II ступени, отвергнутый адептами Внутреннего Круга за упорную реализацию идеи мести (слуги Конкере убили его жену с неродившимся ребенком), рисовал на листе белого картона китайский иероглиф «цюань» – кулак внутри кулака, символизирующий тайный, скрытый от посторонних смысл какого-нибудь явления.

Он мгновенно повернулся к двери, почуяв чужое присутствие, и несколько секунд Посвященные смотрели друг на друга: один – с изумлением и недоверием, второй – с любопытством. Потом Горшин сорвался с места и оказался рядом – он владел темпом, то есть знал секрет сверхскоростного сокращения мышц. Но и Матвей мог работать в темпе, поэтому встретил хозяина адекватно.

Специалист, владеющий системой построения движения, своеобразной силовой паутиной возможных траекторий рук, ног, головы, других частей тела, способен, ничуть об этом не задумываясь, показать тысячи разнообразных приемов, не привязываясь к какой-то определенной схеме боя или комбинации базовых техник. Он просто действует исходя из принципа: хочешь быть непобедимым – не создавай ситуацию, в которой есть возможность тебя победить. И Матвей давно научился пользоваться этим принципом. К тому же он в совершенстве владел техникой смертельного и усыпляющего касания. Поэтому ни одно движение Горшина не поставило его в тупик, ни один удар мастера, коим, безусловно, был Тарас, не достиг цели. В любой момент Матвей мог остановить схватку, обладая дацзешу – искусством пресечения боя, к которому можно было отнести и японское ниндзюцу, и монгольское бандзо, китайский дуаньда, маньчжурский чаньтун, индонезийский пенчак-силат и отечественный русбой; всеми этими стилями Матвей занимался в свое время, и все они вошли в его техническую базу.

Горшин отскочил, озадаченный, но не побежденный, не растерявшийся и по-прежнему опасный. Снова начал атаку, меняя стили и ритм проведения приемов, ломая траектории движений спонтанно и неожиданно. Матвею пришлось ответить, чтобы ослабить нажим, потому что он перестал сновать между ударами и уклоняться, противник ему все-таки достался высшей категории, с которым вряд ли мог справиться даже мэйдзин – мастер ниндзюцу.

Затем Горшин применил «ядовитую руку» – искусство смертельного касания, культивируемое некоторыми японскими школами тайдзюцу, и хотя это был всего лишь отголосок «настоящей» космек (комбинаторики смертельного касания – по терминологии Васи Балуева), созданной перволюдьми миллионы лет назад, Матвею пришлось изрядно потрудиться, чтобы не получить серьезный энергетический укол самому и не покалечить противника.

Кончилась атака Горшина тем, что он получил «щелчок по паутине» – укол в стиле русбоя в середину лба и некоторое время «выплывал» из полубессознательного состояния, присев на корточки. Выпрямился, опуская руки, показывая, что не собирается продолжать, но сдаваться явно не хотел.

– Мо сйцумен ва аримасэн ка?[9]– спросил Матвей по-японски.

– Кто тебя послал? – Голос Горшина был тихий, хрипловатый, обманчиво надломленный: он готовился к новой атаке.

– Не Конкере, – усмехнулся Матвей. – Я работаю на военную контрразведку, хотя пришел к тебе по собственной инициативе.

– Кто ты? Один из нас? Судя по тому, как ты вошел…

– Я Матвей Соболев, с одной стороны – Посвященный, с другой – нет. Если ты способен выслушать меня спокойно, без демонстрации вибхути[10], давай сядем и поговорим.

– А ты можешь?

Матвей прыгнул.

До стола было метров пять, и он пролетел над ним – уменьшив вес втрое, – точным движением снял с поверхности стола лежащий на нем нож и полоснул им по левой ладони. Брызнула кровь, тут же сворачиваясь, а через несколько мгновений, когда Матвей уже стоял у стены с оружием по ту сторону стола, шрам затянулся на глазах, побледнел, исчез совсем.

– Нормально, – хмыкнул Горшин. – Почему я вас не знаю? Такое способен проделывать только Посвященный II ступени Круга.

– Вы меня знаете, – сказал Матвей дружелюбно. – Точнее, з н а л и. Но об этом мы поговорим чуть позже. – Он снял со стены висящий обоюдоострый меч, по желобку которого вилась вязь старинных русских букв: «Не обнажаша напрасе». – Тринадцатый век. Меч русского князя Волеслава, не так ли?

– Откуда вы знаете?

– Ты мне сам сказал два года назад. Не хочешь попробовать? Ты ведь мастер кэндо? Однажды ты демонстрировал мне свое искусство.

Горшин без слов прыгнул через стол, красиво приземлился по другую сторону и снял другой меч – рыцарский, классического европейского типа, длиной около метра и шириной в пять сантиметров, с гардой, дужки которой слегка загибались вверх. Эфес его не был особенно удобным, но и витой эфес русского меча не слишком хорошо лежал в ладони.

Во время памятной Матвею встречи с Горшиным тот показал ему такое виртуозное владение мечом, что не восхититься и не позавидовать было нельзя. Но с тех пор прошло достаточно времени, чтобы Матвей приобрел мастерство воина, оттачивая владение мечом и другими видами холодного оружия, поэтому сегодня он дрался с Тарасом на равных.

О нет, этот бой не походил на всемирно известные киношные сражения горца Дункана Маклауда со своими многочисленными врагами. Каждый удар в этом бою мог оказаться смертельным, последним, ибо наносился не в одной плоскости, а по сложным кривым – «лопастями поражения», и не знающие защиты от таких ударов давно потеряли бы жизнь.

Горшин действительно был прекрасным кэндоистом, знающим все тактики и приемы боя на мечах, в том числе такие сложные, как японская «боэй-когэй-хеки» и русская «сеча Радогора».

Противостоять ему было чрезвычайно трудно, особенно в моменты смены ритма, однако Матвей выдержал бой, лишь однажды получив царапину на плече и сам нанеся укол в ухо противнику.