Мертвые из Верхнего Лога - Марьяна Романова

Ангелина поймала себя на мысли, что его присутствие усыпляет, ей хочется сесть на пол и ждать его — совсем как в страшном сне, когда ты не можешь убежать от чудовища, потому что как будто увяз в густом киселе.

И вот он уже тянет к ней руки… она даже отстраненно отметила, что кожа на них вздулась и ее покрывают темные буро-зеленые пятна. Вот ухватил за подол ночной сорочки… Но тут Ангелина словно проснулась — одним прыжком метнулась назад, в зал, захлопнула дверь, задвинула щеколду и рухнула на пол. И ей все казалось, что вокруг так густо пахнет землей, будто она сама находится в могиле.

До утра женщина проплакала. А когда взошло солнце, уже не была уверена, на самом ли деле к ней явился мертвый мальчик, или то были шалости разыгравшегося воображения.

* * *

— Каждый день, ровно в полдень, мы молимся, — объяснила Лада, заплетая Даше косы. Ее проворные пальцы ловко управлялись с длинными волосами девочки. — В это время тебе лучше оставаться дома.

Даша смотрела на нее настороженно и уныло. Она находилась в лесной деревне уже больше недели — много бесконечных тревожных дней. И каждую минуту чувствовала себя пленницей, хотя никто ее не удерживал, а внешние ворота запирались только на ночь. Она могла свободно гулять по территории, большинство жителей были с ней приветливы, каждое утро Лада готовила для нее потрясающие кружевные блинчики с творогом и домашним вареньем, ей выдали потрепанный томик «Трех мушкетеров», деревянные пяльцы и несколько мотков разноцветных шелковых ниток, чтобы было чем себя занять.

Почему-то Даша уже не ощущала, как в первый день, того истерического сорта волнения, которое заставляет людей кидаться в огонь, спасая себе подобных, на олимпийской скорости убегать от погони, по-кошачьи взбираться на забор, увидев разъяренного добермана. Волнения больше не было, осталось лишь неприятное зудящее недоумение, которое тоненько плакало где-то в районе солнечного сплетения. По утрам Лада поила ее сладковатым травяным отваром, и на третий день Даша заметила, что в первые часы после этого на душе как-то особенно хорошо — безмятежно, спокойно, светло, как в чисто убранной солнечной комнате с видом на лазурный океан.

— Но как же моя мама? — все же допытывалась девочка. — Она ведь волнуется, места себе не находит! Мне бы только ее предупредить. Если я не могу отсюда выйти, то хотя бы предупредить!

Лада, улыбаясь, гладила ее по голове.

— А ее уже предупредили, — вдруг неожиданно выдала она в какой-то из дней.

— Как? Когда? Кто? — оторопела Даша.

— Придет время — узнаешь.

Это был самый популярный ответ на все вопросы. Так говорили все жители деревни, с которыми Даше довелось познакомиться.

— Ты врешь все! — разозлилась девочка.

Лада не обиделась. Ее зеленые глаза блестели космически необъятным сочувствием.

— Солнышко, ну зачем мне врать? Я тебе сто раз говорила: если хочешь уйти — иди. Никто ведь не держит.

— Но… Там же они! — Дашина нижняя губа предательски задрожала, но девочка до последнего сдерживалась, плакать перед насмешливой Ладой не хотелось. — А что, отсюда никто никогда не выходит? Мне кажется, я видела, как вчера люди уходили в лес, а вернулись с бидонами черники.

— Я знаю, — спокойно отвечала та. — Придет время, и тебя научат, как с ними уживаться. Тогда и сможешь вернуться. Поверь, сейчас просто не получится.

— Но почему меня никто не может проводить? Почему? Если вы спокойно ходите туда, то почему не можете взять меня с собой?

— Это слишком сложно, — хмурила ясный лоб Лада. — Да мне и не объяснить. Дашенька, ну разве тебе так плохо тут? Поверь, твоя мама ни о чем не волнуется, с ней связались. Я не стала бы тебя обманывать. Ты сама почувствуешь, когда тебе можно будет уйти.

Все Дашины просьбы, уговоры, трогательные попытки подкупить разбивались вдребезги о сочувственное спокойствие. Казалось, Ладу невозможно смутить, обидеть или ввести в замешательство.

В деревне проживало около сорока человек, причем среди них не было ни стариков, ни детей. Большинству было между тридцатью и сорока годами, хотя попадались и молодые. Девочке запомнился черноволосый субтильный мальчик лет пятнадцати, который отличался от других нервозностью, сопровождавшей каждый его жест. Его словно пронизывали голубоватые электрические нити. И на шее на простой истрепанной веревочке он носил дешевый православный крестик. Единственный из всех. Однажды Даша попробовала с ним познакомиться — подошла, улыбнулась, что-то спросила, но он посмотрел на нее так, словно увидел воплощение дьявола, и поспешил удалиться в дом, где жил.

Лада со своей обычной усмешкой объяснила, что мальчик — деревенский дурачок и говорить с ним бессмысленно. Но Даша ей не поверила — мальчик не был похож на сумасшедшего, и взгляд у него был хоть и настороженным, каким-то обреченным, но ясным. Пожалуй, он выглядел как человек, который чем-то очень напуган.

Не все жители лесной деревни захотели познакомиться с Дашей, что тоже показалось странным. Все-таки они жили обособленно от мира, и их было всего несколько десятков, и вокруг, в лесу, творились такие непонятные вещи. Поэтому, по идее, каждый новый прибывший должен был вызвать как минимум здоровое любопытство. Но… Некоторые люди в ответ на вопросительную улыбку девочки молча поворачивались к ней спиной и продолжали заниматься своими делами. А некоторые и вовсе, едва заметив, что она сделала шаг в их сторону, бросали все и убегали прочь.

— Не обращай внимания! — смеялась Лада. — Мы живем в постоянном стрессе. Сама понимаешь, почему. Ведь только кажется, что у нас здесь все просто, а на самом деле не так-то просто защититься от… них. Мы постоянно над этим работаем. Кто-то справляется со стрессом, а кто-то нет.

Однако многие приняли Дашу доброжелательно. Например, соседка Лады, улыбчивая пожилая женщина по имени Феврония. И Яша, тощий загорелый мужчина с татуированным вокруг жилистого предплечья орнаментом, который сделал для нее губную гармошку. И Катя, молодая румяная девушка, которая сплела ей красивый венок. И Катина лучшая подруга Лида — бледная тридцатилетняя особа с тонкими бесцветными губами и снобски вздернутыми ниточками выбеленных солнцем бровей.

Однажды — это случилось на закате четвертого дня ее пребывания в деревне — Даша вызвалась помочь собирать мяту, которая росла свободно и повсюду. Она прогуливалась с плетеной корзинкой и вдруг наткнулась на дом, не похожий на остальные. То есть формально изба была точно такая же — аккуратный деревянный сруб, простая крыша, дощатое крыльцо. Только вот на окнах здесь стояли почерневшие решетки грубой работы, а на входной двери висел тяжелый замок, в то время как двери других домов никогда не запирались.

Заинтересовавшись, Даша решила обойти вокруг дома. Тем более, что за ней в тот момент никто не наблюдал. Нет, и в другие дни она не ощущала себя пленницей, только вот любая ее инициатива вне дома Лады тотчас же находила компанию — под предлогом помочь или развлечь к ней всегда кто-нибудь подходил. Причем всегда один человек. Жители деревни трудились весь день, и, видимо, составлять компанию Даше тоже считалось работой. Порой ее вроде бы оставляли в покое, но и тогда девочка спиной чувствовала внимательные взгляды.