Мертвые из Верхнего Лога - Марьяна Романова

Задний двор странного дома зарос бурьяном и сочной крапивой, что тоже было необычно. Ведь палисадники других домов выглядели ухоженными, как макеты с выставки достижений народного хозяйства, в них пышно цвели оранжевые садовые лилии и белые пионы, кусты смородины и крыжовника были аккуратно подстрижены.

Даша остановилась в нерешительности. Тропинки впереди не было, пробираться сквозь жгучую крапиву не хотелось, хотя соблазн спрятаться в высоких зарослях сорняков и немного побыть одной был велик. Она не сразу услышала голос. Точнее сказать, уши ее распознали посторонний звук, но такой слабый, что сначала девочка приняла его за птичий щебет. И только спустя несколько мгновений осознала, что кто-то обращается к ней по имени.

— Даша… — звали шепотом. — Даша, скажи что-нибудь… Ты меня слышишь?

Первым порывом было убежать — по понятным причинам ее пугало все, что было связано с этим проклятым лесом.

— Не бойся! — Невидимый человек словно мысли девочки угадал. — Я здесь, в подвале. Здесь решетка, наклонись.

Даша присела на корточки — в стене дома, возле самой земли действительно имелось зарешеченное оконце, прямоугольное, совсем небольшое. Однако чтобы разглядеть человека, к ней обратившегося, Даше пришлось почти лечь на землю и подползти совсем близко.

— Кто здесь? — дрожащим от страха голосом спросила она.

И увидела прислонившееся к решетке бледное лицо. Страх тотчас же отступил — запертая в подвале незнакомка вызывала скорее жалость. Сначала Даша подумала, что та — ровесница ее матери, но, приглядевшись внимательнее, поняла: девушке, наверное, лет двадцать пять. У нее были волосы необычного сочно-рыжего цвета, которые придавали ей сходство со сказочной принцессой. Под зелеными глазами пролегла усталая синева, нос и скулы заострились. Зато ее улыбка, приправленная задорными ямками на щеках, оказалась такой заразительной, что и Даша невольно улыбнулась в ответ. А еще у пленницы между крупными передними зубами была внушительная щель, что не портило ее, а скорее даже придавало ее облику милую детсткость.

— Меня зовут Вера, — прошептала девушка. — Я давно хотела с тобой познакомиться. Мне о тебе рассказали. Но долго тебе быть здесь нельзя, иначе они сделают так, что мы не сможем общаться.

Говорила она быстро, словно боясь не успеть что-то сообщить.

— А… Почему тебя заперли? — спросила Даша.

— Долго объяснять. Но я здесь уже пять лет, — нахмурилась Вера. — И вот что я тебе скажу: не верь им. Что бы они ни пообещали, все равно не верь. И не вздумай пробовать сбежать, это бесполезно.

— Но меня вроде бы никто не держит, — неуверенно возразила Даша. — И я однажды пробовала уйти. Только там… — Ее голос задрожал.

— Знаю, — вздохнула рыжая. — Ты с ними уже неделю?

Даша кивнула.

— Тебя познакомили с Хунсагом?

— С кем? — удивилась девочка.

— Понятно. Значит, еще предстоит. Запомни: нельзя долго смотреть ему в глаза. И не ведись на то, что он скажет. Хунсаг будет стараться тебе понравиться. Будь с ним вежливой и осторожной, но не верь ни одному слову.

— Что ты такое говоришь? Кто ты?

— Жертва обстоятельств, — тяжело вздохнула Вера. — Такая же, как ты. Кто у тебя там, на воле? Тебя будут искать?

— У меня есть мама, — прошептала Даша, которой вдруг захотелось плакать. — И она, наверное, места себе не находит.

— Надеюсь, у нее хватит ума не бродить по лесу в одиночку, — вздохнула Вера. Но, заметив, как изменилось Дашино лицо, всплеснула руками: — Ой, ну что же я такая дура! А все мой язык поганый! Разве можно такое говорить? Конечно, с ней ничего не случится, даже не думай. Скорее всего, ей уже запудрили мозги.

— Как это?

— Они умеют, — зло усмехнулась Вера. — У меня был жених. И я была уверена, что он горы свернет, но найдет меня. А потом в какой-то момент вдруг поняла, что он меня больше не ищет. Просто проснулась с такой мыслью, и все. Уж не знаю, как они все устроили. Но поверь: они много чего умеют. Тебя уже приглашали на хуракан?

— На… что?

— Если позовут — не соглашайся. — Вера сдвинула рыжие брови к переносице. — Придумай что-нибудь. Скажи, что у тебя болит живот. Или зуб. Но не ходи туда.

— А… что это такое?

— Неважно. Лучше тебе и не знать. Но пока ты это не увидела, есть хоть какой-то шанс уйти. После хуракана они уже никого не отпускают.

Откуда-то из глубины темного подвала вдруг раздался резкий детский плач. Вера вздрогнула и виновато улыбнулась:

— Мне пора. И ты тоже иди, а то они не любят, когда кто-то надолго исчезает из виду.

— У тебя ребенок? — округлила глаза Даша. — Тебя тут заперли вместе с ребенком?

Рыжая слабо улыбнулась.

— Все, Даша, уходи. Когда тебя представят Хунсагу, найти возможность со мной связаться. Иди, иди, тебе опасно здесь оставаться.

Словно в доказательство слов пленницы, откуда-то сбоку раздался приближающийся голос Лады — как всегда, сладкий, как патока. Но внимательный слушатель уловил бы в ее медовых интонациях легкую горчинку нарастающего беспокойства.

— Дашенька! — звала она. — Дашута, куда же ты делась?

Не попрощавшись с пленницей странного дома, Даша вскочила на ноги, стряхнула с юбки прилипшие травинки и комочки земли, подхватила корзинку с мятой и в три прыжка обогнула дом.

— Я здесь! — как можно более беззаботно крикнула она. — Я нашла столько мяты!

Даша быстро разобралась, что травяной отвар, которым поит ее приторно-улыбчивая женщина с испуганными злыми глазами, делает ее похожей на большую ящерицу, разомлевшую на теплом камне. Мысли куда-то улетучиваются, и Даше, такой обычно подвижной, активной, солнечной, ничего не хочется. Только сидеть либо на широком подоконнике, либо на лавочке у крыльца. Бездонное небо над головой, ласточки парят у редких курчавых облаков, такие крошечные, похожие на самолетики из щепок, а ей все равно. Люди какие-то ходят по двору — кто-то улыбчивый и торопливый, кто-то — как будто окутанный невидимой ватой, с остановившимся глуповатым взглядом.

А когда Дашу отпускал этот тягучий, как теплая ириска, дурман и она словно просыпалась, удивленно и взволнованно оглядывалась по сторонам, пыталась заговорить с кем-то, разминала затекшие руки и ноги, — незамедлительно возле нее оказывалась Лада с новой кружкой отвара в руках. Но однажды она то ли зазевалась, то ли была занята, то ли очнувшаяся от морока Даша вела себя менее живо, чем обычно, — в общем, в положенный час кружка не была поднесена к ее губам, и Даша «проснулась» окончательно.

Проснулась — и пришла в ужас.

Ее чем-то опаивают! Хотят сделать покорной и безразличной! И пусть девочка до конца не поняла, зачем вообще понадобилась этим странным лесным людям, происходящее показалось таким страшным… аж до дрожи в коленках.