Сладкий грех - Дебра Маллинз

Она явилась к нему в дом с требованием признать этого ребенка как своего собственного. Но даже наткнувшись на категорический отказ, она не сдалась. Она выдала себя за итальянскую графиню, чтобы в этом образе выступать перед знатью и обеспечивать ребенка. Слава Богу, он пресек это на корню! Подобное занятие было сродни профессии опереточной певички или актриски. Несмотря на нужду, Миранда Фонтейн заслуживала большего.

Но была ли она достойна герцога?

Черт возьми, откуда у него вообще взялись такие мысли? Он, верно, совсем сбрендил, если вообразил себе, будто этот союз с женщиной неизвестного происхождения предначертан ему свыше. Ей даже не хватило воспитания поблагодарить его за то, что он обеспечил их жильем и прислугой. А он ждал от нее вчера хотя бы намека на благосклонность — особенно после того случая возле кареты, когда гордо распахнул перед ней двери их нового дома. Но она невозмутимо вошла в здание — спина прямая, губы плотно сжаты, — словно он привел ее в какую-то съемную комнатенку вместо роскошного особняка.

Он сдерживался, как мог, чтобы не броситься целовать эти губы, желая снова ощутить их сладкую податливость.

Но вместо этого он оставил ее наедине с ее растерянностью, довольный победой в этом раунде. Миранда жила в доме, который он для нее снимал, со слугами, готовыми исполнить любую ее прихоть. Миссис Купер, кормилица, была нанята заботиться о ребенке на постоянной основе. Он выполнил свой долг перед этим ребенком. Как только власти поймают мошенника, он сможет найти более приемлемое решение. Например, домик в деревне.

Конечно, если он это сделает, то больше не сможет с ней видеться.

Гори оно все синим пламенем! Он не хотел, чтобы она уходила из его жизни.

Раздался стук. Он сердито взглянул на дверь — слугам было велено не беспокоить хозяина, когда тот находился в своей музыкальной студии. Даже если он не работал.

— Войдите! — крикнул он, сознательно вкладывая в голос как можно больше недовольства.

Дверь приоткрылась, и в нее заглянул Треверс.

— Примите мои извинения, ваша милость, но прибыл мистер Вэллейс.

— Он что, уже нашел самозванца? Оперативно сработано. — Он собрал листы с нотами в аккуратную стопку и положил ее на стол. — Отведи его ко мне в кабинет, Треверс. Я сейчас приду.

— Хорошо, ваша милость.

Когда спустя несколько минут Вайльд вошел в кабинет, Вэллейс стоял перед его столом и теребил в руках очки — это была его излюбленная манера. Затем он с энтузиазмом взглянул на вошедшего герцога и быстро водрузил очки на место.

— Добрый вечер, ваша милость.

— Что ж, мистер Вэллейс, полагаю, у вас есть для меня какие-нибудь новости?

— Конечно же, есть.

Вайльд уселся за свой рабочий стол.

— Очень оперативно, Вэллейс. И кто же он?

— Он, сэр? Вообще-то я пришел поговорить о мисс Фонтейн.

— Ах вот как!

Любопытство росло, что само по себе весьма его раздражало. Она была всего лишь женщиной, да еще и с невыносимым характером. Она не должна была всецело занимать его мысли.

— Вы просили меня покопаться в ее прошлом.

— Да, просил.

Вэллейс вытащил небольшую записную книжку.

— Она прибыла в Лондон около недели назад. До этого жила в маленьком городке у моря под названием Литтл Демпинг. С момента прибытия в Лондон эта особа проживала в доме Тадеуша ЛеГранда, актера, имеющего определенный вес в театральной жизни Лондона.

— Я знаком с мистером ЛеГрандом. А вам, наверное, будет интересно узнать, что мисс Фонтейн больше не проживает в его доме. Она переехала в один из моих городских особняков.

Вэллейс сделал пометку в своем блокноте.

— Буду иметь в виду, ваша милость. Мне продолжать доклад о мисс Фонтейн?

— А почему нет?

Мистер Вэллейс смущенно кашлянул, после чего ответил, глядя Вайльду в глаза:

— Я предположил, что ваши отношения с этой дамой могут носить личный характер.

Вайльд справился с нарастающим раздражением.

— Если вы имеете в виду, что она может быть моей любовницей, то нет, она таковой не является. Я присматриваю за ней по просьбе моей бабушки.

— Что ж… хорошо. — Вэллейс поправил очки. — Просто… нетрудно было предположить… ну, учитывая, что мать этой молодой особы была не самых строгих правил…

Вайльд подался вперед.

— Что вы хотите этим сказать, Вэллейс? Что мать мисс Фонтейн была женщиной легкого поведения?

Мистер Вэллейс покраснел.

— Ну да… По крайней мере, в последние годы ее жизни.

— Вот оно что!

Вайльд потрясенно откинулся на спинку кресла. Ничего подобного он не ожидал. Он знал, что в ее прошлом кроется какая-то тайна, но думал, что это несчастная любовь или банальная бедность. Значит, она все-таки могла оказаться мошенницей.

Вайльд беспокойно заерзал в кресле.

— Вообще-то, это довольно обычная история, ваша милость. Матерью Миранды Фонтейн была актриса Фанни Фонтейн. В свое время она наделала много шума на Друри-Лейн, но около двадцати лет назад исчезла из жизни Лондона.

— Кто приходится отцом мисс Фонтейн? Может, Фанни Фонтейн уехала из Лондона потому, что ждала ребенка?

— Думаю, так оно и было, ваша милость. Но никто из тех, с кем я говорил, не смог назвать имени дружка ее матери и, соответственно, ее отца. Все это покрыто тайной.

— А с кем именно вы разговаривали, Вэллейс? Должен признать, вы меня изрядно удивили таким быстрым результатом.

— Со слугами миссис Везерби, — сказал Вэллейс. — Однако, как оказалось, дама и сама владеет кое-какой информацией.

— Миссис Везерби?! Разве я не просил вас не втягивать ее в это дело?

— Просили, ваша милость, но она сама вышла, когда я расспрашивал ее слуг, и изъявила желание содействовать расследованию.

— Да что вы? — Вайльд побарабанил пальцами по столу. — Занятная вырисовывается картинка. Наверное, она еще помнит Фанни Фонтейн.

— Не исключено, сэр. Если хотите, я продолжу поиски в этом направлении.

— Я подумаю.

Он мысленно оценивал ситуацию. Поначалу, когда он считал Миранду простой авантюристкой, охотницей за легкой наживой, он не видел ничего предосудительного в том, чтобы узнать ее подноготную. Но теперь, когда он узнал ее чуть лучше, ему было неловко так бесцеремонно копаться в ее прошлом.

В общем, судя по сведениям, добытым Вэллейсом, ее мать была актрисой, позже ставшей проституткой. Отец же вообще не хотел ее знать. Нетрудно догадаться, что на обеспеченную жизнь при таком раскладе рассчитывать не приходилось. Могла ли она воспользоваться возможностью поправить свои дела, объявив сына Летти Дюпре отпрыском аристократа?