Одиссея капитана Блада - Рафаэль Сабатини

Это был первый признак испытываемого им гнева иливозмущения.

Капитан Блад ответил не сразу. Как и прежде, он присел накрай стола.

— А не хотели бы вы, сэр, заслужить жизнь и свободусебе, вашему сыну и остальным членам вашего экипажа, находящимся сейчас здесь,на борту?

— Заслужить? — переспросил дон Диего, и отвнимания Блада не ускользнуло, что испанец вздрогнул. — Вы говорите —заслужить? Почему же нет, если служба, которую вы предложите, не будет связанас бесчестием как для меня лично, так и для моей страны.

— Как вы можете подозревать меня в этом! —негодуя, сказал капитан. — Я понимаю, что честь имеется даже упиратов. — И он тут же изложил ему своё предложение: — Посмотрите вокно, дон Диего, и вы увидите на горизонте нечто вроде облака. Не удивляйтесь,но это остров Барбадос, хотя мы — что для вас вполне понятно —стремились как можно дальше отойти от этого проклятого острова. У нас сейчасбольшая трудность. Единственный человек, знающий кораблевождение, лежит влихорадочном бреду, а в открытом океане, вне видимости земли, мы не можем вестикорабль туда, куда нам нужно. Я умею управлять кораблём в бою, и, кроме того,на борту есть ещё два-три человека, которые помогут мне. Но держаться всё времяберегов и бродить около этого, как вы удачно выразились, неприятногоархипелага — это значит накликать на себя новую беду. Моё предложениеочень несложно: мы хотим кратчайшим путём добраться до голландской колонииКюрасао. Можете ли вы дать мне честное слово, что если я вас освобожу, то выприведёте нас туда? Достаточно вашего согласия, и по прибытии в Кюрасао яотпущу на свободу вас и всех ваших людей.

Дон Диего опустил голову на грудь и в раздумье подошёл кокнам, выходящим на корму. Он стоял, всматриваясь в залитое солнцем море и впенящуюся кильватерную струю[37] корабля. Это был егособственный корабль. Английские собаки захватили этот корабль и сейчас просятпривести его в порт, где он будет полностью потерян для Испании и, вероятно,оснащён для военных операций против его родины. Эти мысли лежали на одной чашевесов, а на другой были жизни шестнадцати человек. Жизни четырнадцати человекзначили для него очень мало, но две жизни принадлежали ему и его сыну.

Наконец он повернулся и, став спиной к свету, так, чтобыкапитан не мог видеть, как побледнело его лицо, произнёс:

— Я согласен!

После того как дон Диего де Эспиноса дал слово привестикорабль в Кюрасао, ему были переданы обязанности штурмана и предоставленаполная свобода передвижения на его бывшем корабле. Все повстанцы относились киспанскому гранду с уважением в ответ на его изысканную учтивость. Этовызывалось не только тем, что никто, кроме него, не мог вывести корабль изопасных вод, омывавших берега Мэйна[38], но также и тем, чторабы Бишопа, увлечённые собственным спасением, не видели всех ужасов инесчастий, перенесённых Бриджтауном, иначе они к любому испанскому пиратуотносились бы как к злому и коварному зверю, которого нужно убивать на месте.Дон Диего обедал в большой каюте вместе с Бладом и тремя его офицерами:Хагторпом, Волверстоном и Дайком.

В лице дона Диего они нашли приятного и интересногособеседника, и расположение их к нему подкреплялось выдержкой иневозмутимостью, с какими он переносил постигшее его несчастье.

Нельзя было даже заподозрить, чтобы дон Диего вёл нечестнуюигру. Он сразу же указал им на их ошибку: отойдя от Барбадоса, они пошли поветру, в то время как, направляясь от архипелага в Карибское море, должны былиоставить остров Барбадос с подветренной стороны. Исправляя ошибку, онивынуждены были вновь пересечь архипелаг, чтобы идти в Кюрасао. Перед тем каклечь на этот курс, он предупредил, что такой манёвр связан с некоторым риском.В любой точке между островами они могли встретиться с таким же или более мощнымкораблём, и, независимо от того, будет ли он испанским или английским, имгрозила одинаковая опасность: при нехватке людей, ощущаемой на «Синко Льягас»,они не могли бы дать бой. Стремясь предельно уменьшить этот риск, дон Диегоповёл корабль вначале на юг, а затем повернул на запад. Они счастливо прошлимежду островами Тобаго и Гренада, миновали опасную зону и выбрались вотносительно спокойные воды Карибского моря.

— Если ветер не переменится, — сказал дон Диего,определив местонахождение корабля, — мы через три дня будем в Кюрасао.

Ветер стойко держался в течение этих трёх дней, а на второйдень даже несколько посвежел, и всё же, когда наступила третья ночь, никакихпризнаков суши не было. Рассекая волны, «Синко Льягас» шёл быстрым ходом, но,кроме моря и голубого неба, ничего не было видно. Встревоженный капитан Бладсказал об этом дону Диего.

— Земля покажется завтра утром, — невозмутимоответил испанец.

— Клянусь всеми святыми, но у вас, испанцев всё завтра,а это «завтра» никогда не наступает, мой друг.

— Не беспокойтесь, на этот раз «завтра» наступит. Какбы рано вы ни встали, перед вами уже будет земля, дон Педро.

Успокоенный капитан Блад отправился навестить своегопациента — Джереми Питта, болезненному состоянию которого дон Диего былобязан своей жизнью. Вот уже второй день, как у Питта не было жара и раны наспине начали подживать. Он чувствовал себя настолько лучше, что пожаловался насвоё пребывание в душной каюте. Уступая его просьбам, Блад разрешил больномуподышать свежим воздухом, и вечером, с наступлением сумерек, опираясь на рукукапитана, Джереми Питт вышел на палубу.

Сидя на крышке люка, он с наслаждением вдыхал свежий ночнойвоздух, любовался морем и по привычке моряка с интересом разглядывалтёмно-синий свод неба, усыпанный мириадами звёзд. Некоторое время он былспокоен и счастлив, но потом стал тревожно озираться и всматриваться в яркиесозвездия, сиявшие над безбрежным океаном. Прошло ещё несколько минут, и Питтперевёл взгляд на капитана Блада.

— Ты что-нибудь понимаешь в астрономии, Питер? —спросил он.

— В астрономии? К сожалению, я не могу отличить поясОриона от пояса Венеры[39].

— Жаль. И все остальные члены нашей разношёрстнойкоманды, должно быть, так же невежественны в этом, как и ты?