Реквием в Брансвик-гарденс - Энн Перри

– На мой взгляд, событие это очень печально, – проговорила та, продевая в вышивальную иглу темно-розовую шелковую мареновую пряжу. – Всегда печально, когда умирают молодые. Смею сказать, нам будет не хватать ее ученых способностей. Я слышала, что они были блестящими.

С этими словами Айседора убрала розовый моток к остальным.

– Бога ради! – возмутился Андерхилл. – Ты совершенно не слушала меня. Дело совсем не в этом. По-моему, тебе стоило бы отложить вышивание и послушать меня внимательно. – Он с досадой взмахнул рукой в сторону вышитых роз. – Сейчас не до них. Произошло событие сокрушительной важности.

– Не понимаю, чем эта смерть так сокрушает тебя, – рассудительным тоном проговорила его супруга. – Конечно, она печальна, но, к сожалению, мы слышим о смерти чересчур часто, и благословение веры отчасти заключается в том, что…

– Проблема заключается не в смерти этой несчастной женщины! – перебил ее епископ, тряхнув головой. Он был в темном костюме, гетрах и при очень высоком белом воротнике. – Конечно, это прискорбно, однако со смертью нам приходится иметь дело постоянно. Она представляет собой часть жизни, притом абсолютно неизбежную. Мы умеем разными способами приспосабливаться к ней, мы научились утешать себя и скорбящих. Как я уже сказал, если ты меня слушала, дело совсем не в этом.

Айседора слышала нотку досады в его голосе, за которой скрывался страх, куда более неподдельный и настойчивый, куда более сильный, чем ей доводилось прежде замечать в муже. Женщина отодвинула шелковые нитки к шкатулке, в которой они обычно хранились.

– Тогда в чем проблема? – спросила она.

– Я же сказал тебе! Ее столкнули с лестницы, и она сломала шею. Причем вполне возможно, что толкал ее сам Рэмси Парментер.

Миссис Андерхилл вздрогнула, внезапно ощутив в груди холодок. Она была знакома с Рэмси и всегда симпатизировала ему. Он был неизменно любезен, и все же она ощущала в нем нечто безрадостное, чего не могла ни понять, ни забыть. Теперь, в результате нескольких слов, это ощущение превратилось в жалость.

– Нет, ты не говорил мне этого, – с горечью возразила она. – Действительно, это, безусловно, ужасное происшествие. Но что заставляет тебя думать, что все произошло именно так? Почему и зачем? Зачем было Рэмси Парментеру сталкивать эту женщину вниз? Может быть, произошел несчастный случай? Может, не она, а он потерял равновесие? Ведь он же не пьет, кажется?

– Конечно же, он не пьет! – с досадой проворчал епископ. – С чего это тебе взбрело в голову сказать подобную вещь? Ради бога, Айседора… но ведь это я ходатайствовал о возведении его в епископский сан. Архиепископ Кентерберийский не забудет об этом… Синод тоже.

Тон Реджинальда не смутил его жену. Всякое покушение на благопристойность возмущало его, и она уже привыкла к подобным вспышкам.

– Каноник Блэк крепко выпивал, – напомнила она. – Однако никто об этом не догадывался, так как он умел не шататься, даже когда основательно перебирал.

– Это злостная клевета, – возразил ей муж. – И тебе прежде всех остальных следовало бы не прислушиваться к ней, не говоря уже о том, чтобы ее повторять. Бедняга страдал пороком речи.

– Я знаю об этом. Имя сему пороку – бренди «Наполеон». – Миссис Андерхилл не намеревалась проявлять нетерпимость, однако бывает так, что такт превращается в трусость и тоже становится нетерпимым. – И ты сделал бы ему больше блага, если бы не закрывал глаза на этот порок.

Епископ поднял брови:

– Позволь мне самому судить об исполнении мной своих обязанностей, Айседора. Каноник Блэк остался в прошлом, и вновь затевать разговор о нем ни к чему. В настоящее время передо мной стоит более серьезный вопрос, по которому мне надлежит вынести суждение, и от суждения этого будет зависеть очень многое. На мне лежит колоссальная ответственность.

Его собеседница смутилась:

– Какое еще суждение, Реджинальд? Мы должны поддержать преподобного Парментера и его семью, однако сделать ничего не можем. Как ты думаешь, нам следует нанести им визит уже завтра или это слишком рано?

– Конечно же, это чересчур рано. – Муж отмахнулся от этого предложения одним движением холеной ладони, украшенной перстнем с гелиотропом. Миссис Андерхилл привыкла видеть его ладони, сильные и квадратные, с широкими пальцами, однако привлекательными их не находила. И потому чувствовала себя виноватой.

– Трагедия произошла вчера, – продолжил он. – Я узнал о ней сегодня утром, всего полчаса назад. Я должен принять решение, но мне не хватает информации. Я снова и снова вызывал в памяти карьеру Парментера. Что могло довести его до той точки, когда подобный поступок просто может прийти в голову?

Айседора с недоверием посмотрела на супруга:

– Что ты говоришь, Реджинальд? Ты хочешь сказать, что там могло произойти нечто более ужасное, чем несчастный случай?

– Так считают в полиции! – резким тоном ответил епископ, сдвинув песчаного цвета брови. – А значит, так вынужден считать и я. От реальности никуда не денешься, даже если тебе этого очень хочется. Если полиция выдвинет обвинения против него, речь может зайти даже об убийстве.

Жене хотелось опровергнуть его слова, но это было глупо. Реджинальд не стал бы говорить ничего подобного, если б эти подозрения не могли оказаться правдой. Миссис Андерхилл посмотрела на мужа, повернувшегося на месте и вновь принявшегося бродить по комнате, стискивая и разжимая кулаки. Ей еще не приходилось видеть его в таком расстройстве или тревоге: мышцы его сильного полного тела были напряжены, плечи натягивали сюртук.

– Неужели ты считаешь такое возможным? – осторожно спросила женщина.

Епископ остановился:

– Все возможно, Айседора. В людях подчас обнаруживается такая тьма, о которой остальные даже не подозревают.

Он сердился на жену, потому что ему приходилось многое объяснять ей. И он охотно объяснил бы, он вообще всегда объяснял ей все, – но она давно перестала говорить ему, что именно поняла.

– Парментер принадлежит к тем людям, которые так и не реализовали свой потенциал, – продолжил Реджинальд, погрозив пальцем. – Вспомни, каким он был, когда мы с тобою познакомились с ним. Блестящим богословом… перед которым открывалось превосходное будущее. Он уже тогда мог стать епископом. Он обладал всеми необходимыми дарованиями, интеллектуальным пониманием, должной квалификацией. А как он проповедовал! – Голос Андерхилла обретал новое звучание с каждым предложением. – Он располагал необходимым тактом, умом, суждением… и нужным семейным фоном. Он очень удачно женился. Вита Парментер стала бы приобретением для любого мужчины. A где он теперь?

Епископ посмотрел сверху вниз на жену, словно бы рассчитывал на ответ, но дожидаться его не стал.

– Парментер утратил прежнюю перспективу, преданность делу Церкви, – заявил он. – В каком-то месте он сбился с правильного пути, Айседора. И хотелось бы знать, насколько далеко он уклонился от него.