Брат ответит - Анна и Сергей Литвиновы

После ужаса, который случился у них вчера, ее совсем задергали. Полиция, эксперты, нервные родители, журналисты — всем нужна была администратор. Но не дай бог лишнего ляпнуть — начальница Антонина Валерьевна голову продолбит.

К концу второй смены у Ксении просто истерика началась. Говорит привычное: «Чем я могу вам помочь?» — а по лицу слезы текут. Шефине мигом доложили. Явилась. Взглянула. Приказала:

— Иди домой. Отоспись.

Измученная администратор послушно исполнила приказ — даже поужинать сил не осталось. А в начале восьмого утра — звонок. Неутомимая Антонина Валерьевна:

— Ксения, у тебя апельсины есть?

— Чего?

— Давай, просыпайся. Если фруктов нет, сходи в магазин. Купи морсу, еще там чего. И съезди, Ричарда проведай. Что-то он мне не отвечает.

Ксюша, взлохмаченная, обалдевшая от долгого и тревожного сна, села в постели. С какой стати ей ехать к Ричарду? И кто ее в больницу пустит — утром, когда обходы?!

Но не зря про Антонину Валерьевну говорили — она почти господь бог. Противиться ее воле невозможно. Да и задания дает точно по силам.

Ксюше ужасно хотелось в законный выходной вдоволь поваляться, посмотреть под кофеек утреннее шоу, а потом «Модный приговор», принять ванну, сделать маску. Но позавтракала, словно солдат, поднятый по тревоге, достала из холодильника яблоки с мандаринами, выбрала самые лучшие — и помчалась в больницу.

Связываться с охраной не стала — пакет с фруктами протолкнула сквозь прутья ограды, сама перемахнула через забор. На территории выбрала укромное местечко, сбросила куртку, надела белый халат (стыдно признаться: вместе с бывшим бойфрендом покупали, для игры в «пациента и медсестру»). На нос нацепила очки-хамелеоны, из пакета достала рентгеновские снимки (свои собственные, какие-то старые) — и уверенно проследовала во второй корпус, охранник слова не сказал.

А вот на этаже, она понимала, врача-самозванку куда легче призвать к ответу. Поэтому Ксения долго стояла у стеклянных дверей. Выжидала, пока по коридору перестанут носиться медсестры и расхаживать доктора. Время, к счастью, удачное — около девяти. Наверняка все сейчас на конференцию пойдут.

И не ошиблась: белые халаты и костюмы скрылись в ординаторской, отделение опустело. Семьсот четвертая палата очень удобная, почти у двери.

Ксюша пробралась внутрь. Ричард лежал на боку, нос в подушку, весь в одеяло закутан. Видимо, крепко спал. И только сейчас до администратора дошло: Антонина Валерьевна глупая, что ли? Она ей позвонила в семь двадцать. Значит, Ричарду — еще раньше. С какой стати больной человек должен отвечать в столь несусветную рань? Бедняге надо сил набираться, а не вскакивать по звонку взбалмошных русских начальниц.

Однако сейчас уже девять, и как ни жаль, а разбудить Саймона придется.

Ксюша — почти нежно — тронула его за плечо:

— Dick, wake up![13]

Тот даже не шевельнулся.

«Наверно, ему на ночь анальгетик вкалывают со снотворным», — подумала Ксения.

Нежность побоку, потрясла активнее, перешла на родное наречие:

— Эй, Рич, подъем!

И опять недвижим, как колода. А в палату в любой момент могут сотрудники больницы явиться — с градусником, с уколом, с завтраком.

В ухо заорать? В лицо водой побрызгать?

Пока размышляла, вдруг увидела: на простыне — кровавое пятнышко.

Понятно, конечно, что Ричард ранен, могло с повязки натечь, но девушку сразу охватило нехорошее предчувствие.

Она резко рванула американца за плечо. Его тело перевернулось на спину. В лицо Ксюше уставились два открытых мертвых глаза.

Девушка успела подумать: «Визжать — или убегать?»

Но изо рта уже сам собой рвался отчаянный вопль:

— Помогите!!!

Римма

Грозное здание на Петровке я покинула только в шесть.

Время близилось к вечеру, театральные подъезды начинали сиять огнями, а вырвавшиеся из офисов клерки одаривали меня кобелиными взорами. Однако я в ответ глядела сурово, попытки познакомиться пресекала. Бодрым шагом дотопала до ближайшего метро «Пушкинская» и отправилась прямиком в Выхино — в наше детективное агентство.

Даже о том, чтобы поесть, не подумала.

Охранник Вася посмотрел уважительно:

— Что, Римма, — горячий след?

— Ага, — с важным видом кивнула я.

Хотя ни уверенности, ни даже малейшего понимания, что делать дальше, у меня не было. А звонить Паше в Индию становилось все страшнее.

Подписка о невыезде жгла подкладку сумочки, одно воспоминание о колючем взоре Галины Георгиевны вызывало мигрень.

Однако «сидеть тихо», как мне велели на Петровке, я вовсе не собиралась.

Перед тем как войти в нашу комнатуху, я первым делом проверила «маячки». Нитка на дверном косяке оказалась на своем месте, крошечного кусочка пластилина на ручке тоже вроде бы никто не касался.

Я отперла офис и первым делом извлекла из сейфа договор между детективным агентством «Павел» и Федором Евгеньевичем Дорофеевым. Рвать не стала — переложила пока что в сумочку. Нужно сначала под любым предлогом забрать у старшего брата его экземпляр — и тогда уничтожить оба. Когда волей случая ты втянута в дело государственной важности, следов оставлять нельзя.

Я даже чай пить с дороги не стала. И о том, чтобы поработать пилкой для ногтей (любимое отдохновение!), не подумала.

Мне очень хотелось опередить полицейских и самой найти связь между десятиклассником Леней Симачевым и молодым сомелье Филиппом Долматовым.

Где они могли познакомиться? В Интернете? В спортивном клубе? В психушке, куда школьник ходил на осмотры? Или эти двое просто состояли в одной экстремистской организации?

Судя по словам Галины Георгиевны, СМИ пока что скормили единственного — и мертвого — обвиняемого.

Газеты наверняка послушны. Но что скажет пытливый Интернет? Найду ли я там про Долматова хоть слово — в связи с расстрелом инвалидов?

Я включила компьютер. Криминальной новостью номер один по-прежнему стояла «бойня в Центре реабилитации». Средства массовой информации дружно пинали несчастного Симачева, а также:

— школьных психологов,

— безответственных родителей,

— равнодушных к пациентам психиатров,

— жестоких друг к другу подростков.

Общее мнение сформировалось единодушное. Больной на голову школьник Леня в какой-то момент возомнил себя эдаким сверхчеловеком. Чистильщиком. Судией, который дает (или не дает) право на жизнь. Журналисты с удовольствием вытаскивали на свет всех давних «героев» подобного толка: десятиклассника Сергея Гордеева из Отрадного[14], четырех подростков-скинхедов, убивших Ибрагима Парманова[15].