Преступление победителя - Мари Руткоски

— Если заказчиком был сам правитель, то почему он ничего не предпринимает?

— Мне кажется, — ответил Тенсен, — он не хочет признавать поражение. — Министр прищурился. — А почему, собственно, ты думаешь, что это не он? У тебя есть другие враги?

— Нет. Должно быть, он.

— То есть ты споришь со мной просто из упрямства?

— Пора бы привыкнуть.

Тенсен встал:

— Я схожу в художественную галерею.

— Что-то ты туда зачастил…

— Я однажды играл знатока искусства. Прошло уже пятнадцать лет, но от привычки не так-то легко избавиться.

— Значит, тебе нравится разглядывать коллекцию императорских безделушек.

Тенсен остановился у двери и оглянулся:

— Ты, возможно, не поверишь, но многие только больше зауважают тебя, увидев шрам. Император еще пожалеет о том, что сделал. Завтра готовься к выходу в свет, Арин. Хватит прятаться. Ты уже поправился, больше никаких отговорок.

Арин еще долго стоял в гостиной, размышляя о словах министра. Он думал о своих лихорадочных видениях, которые не мог вспомнить. Ему казалось, он упускает нечто очень важное.

Арин все время помнил о ножнах в сапоге. В ножнах лежал кинжал Кестрель, а на кинжале засохла его кровь. В столице имелась таверна, в которой можно встретить букмекеров. У одного из них была книга, куда записывались все ставки.

Арин достал зимнюю одежду, проверил карманы и отправился в город.

Холод привел ее в восторг. Он щипал за щеки и гнал по улицам быстрым шагом, и Кестрель хотелось смеяться. Дворец остался на высоком холме за спиной, а Кестрель шла по богатому кварталу, застроенному роскошными домами и освещенному масляными фонарями. По мощеным улицам, покрытым льдом, медленно ползли кареты. Но Кестрель поспешила покинуть этот квартал. Она торопилась попасть в грязные, узкие улочки Теснины, где пахло морем и рыбой.

«Мне просто хотелось свободы», — сказал ей давным-давно Арин. Кестрель вдохнула свежий морозный воздух и почувствовала себя живой и свободной. Она представила, как было бы здорово остаться здесь и никогда не возвращаться во дворец.

Кестрель обхватила себя руками и вошла в полутемный бедный квартал. Фонарей было мало, потом они и вовсе исчезли. Кестрель было все равно, по какой дороге идти, лишь бы она вела вниз, к морю. Постепенно прямые улицы сменились путаными переулками Теснины. Бездомная кошка метнулась под ноги и тут же скрылась в тени. Здесь стоял звенящий холод. Его гулкий голос разносился между стенами жалких домишек и тонул в шуме, вырывавшемся из открытой двери таверны. На вывеске заведения была нарисована сломанная рука. Мужчина, с виду валорианский дворянин, вывалился оттуда на улицу, и его тут же вырвало. Он поднял голову, утер рукой рот и пустым взглядом уставился на Кестрель. Потом пьяница прищурился, и в его глазах начало появляться осмысленное выражение.

— Мы знакомы? — спросил он.

Кестрель прибавила шагу.

— Ну и вид у тебя, — усмехнулась женщина-букмекер. Она с интересом разглядывала Арина, засунув руки в карманы брюк и закинув ноги в сапогах на стол.

Обычно в это время в «Сломанной руке» не было ажиотажа, но в порт недавно вошел новый корабль, а его матросы уже успели напиться. В углу группка валорианских солдат спорила за игрой в «Зуб и жало».

Но букмекер излучала спокойствие. Она сидела, балансируя на двух ножках стула, и наблюдала за происходящим, покуривая и поджидая желающих сделать ставку. Время от времени к ней кто-то подходил.

— На что ставим? — спросила она у Арина.

Эта женщина — немногим старше его — явно не была чистокровной валорианкой. У валорианцев иногда встречался такой цвет волос, «воинственный рыжий», как они его называли, но смуглая кожа и черные глаза выдавали северные корни.

Арин улыбнулся, полузажившая рана на щеке тут же заныла.

— Ни на что. Нужно поговорить.

— И только? Ты не похож на человека со скромными желаниями. Не зря же тебя так располосовали.

— Мне нужно узнать ставки.

Букмекер выдохнула облако табачного дыма.

— Так и знала. Ты сумасшедший. Ставки я никому не показываю… Кроме тех, кто знает, как правильно попросить.

— Я знаю.

Она кивнула на свободный стул. Арин сел.

— Я могу поделиться сведениями.

Букмекер пожала плечами:

— И как я узнаю, что ты не врешь?

— Я могу работать.

— Тебе нечего предложить. Партнеры мне не нужны. Есть у меня, конечно, несколько крепких молодчиков, которые помогают освежить память тем, кто забывает заплатить. Ты бы подошел нашей команде. Но, уж извини, то, о чем ты просишь, стоит дороже.

Арин помедлил, потом полез в карман и достал сережку с изумрудом размером с птичье яйцо. Когда-то украшение принадлежало его матери.

— Этого хватит?

Добравшись до гавани, Кестрель уже не радовалась морозу. Собираясь в город, она надела под платье служанки сколько могла теплых сорочек, но сейчас, приближаясь к жилищу начальника порта, дрожала всем телом. Под ногами шуршала галька и хрустели ракушки.

Двери дома выходили на набережную, освещенную факелами. Кестрель предпочла держаться в тени за домом. Она слышала, как внутрь, перебрасываясь шутками, вошли несколько моряков, чтобы отметиться у начальника порта. Тот записывал в своем журнале все: какие суда заходят в гавань, кто из матросов отправляется в город, откуда прибыл корабль и какие товары привез. Здесь должна быть запись и о судне, на котором вернулся в столицу глава сената. Он ничего не привез дочери с южных островов. Может, пожалел денег или на что-то обиделся… Или же его корабль пришел безо всякого груза. Это было бы странно, поскольку на южные острова обычно ездили как раз за товарами.

Но что, если глава сената вообще не ездил на острова? Он мог отправиться в другие места. Туда, где даже зимой ярко светит солнце, оставившее на его коже загар. Что, если он побывал на южной оконечности Гэрранского полуострова, где созревал хлебный орех? Кестрель вспомнила, как Арин беспокоился о сборе плодов и о том, какую его часть планирует забрать император. Что, если глава сената ездил туда, чтобы оценить размеры урожая?

Кестрель подождала, пока моряки скроются в направлении города. Затем она подобрала обросший ракушками камень, взвесила его в руке и бросила в окошко сзади дома.

В доме раздался шум: шаркнули об пол ножки стула, прогремели к выходу ноги, обутые в тяжелые сапоги, заскрипели дверные петли. Снова послышались шаги, теперь уже по камням — ближе, ближе.

Кестрель была уверена, что человек вооружен, поэтому тоже достала кинжал. Для похода в город пришлось выбрать самые простые ножны, какие нашлись, и замотать рукоять шарфом, но Кестрель все время чудилось, что бриллианты поблескивают даже сквозь ткань.