Золушки из трактира на площади - Лесса Каури

– Про него, – кивнула Ванилла. – Знаешь, что он удумал? Гуляли мы вчера под луной, а он вдруг и говорит: «Вот что я думаю, красава: а не провести ли нам нашу первую брачную ночь сегодня?» «Как, – говорю, – так? Свадьба же только завтра!» «А ты представь, мы целый день на ногах, церемония в храме, цветы, поздравления… Гости: «Горько! Долгие лета! Еще давай!» И понеслось! Выпить-закусить, закусить-выпить-выпить-выпить… А потом праздничный ужин и танцы до упаду! Как думаешь, что мы сделаем, добравшись наконец до кровати?» Я подумала – и мы завалились на какую-то конюшню!

– А чего на конюшню? – поинтересовалась сестра. – Чай, шутовская постель не хуже королевской постелена!

– Решили время не терять зря! – наставительно подняла палец Ванилла и… завизжала, как поросенок, от обрушившегося на нее потока ледяной воды.

– Так-то! – довольно потерла ладони Персиана, поставив ведро на пол. – Пришла в себя, любовью ушибленная, или повторить?

– Змея ты, а не сестра! – фыркнула Ванилла. Приняла от Бруни холстину и, обтираясь, уже деловито поинтересовалась: – Платья привезли?

– Еще вчера, – ответила Персиана. – В матушкину комнату поставили. Красивые! Вот бы она ахала!

Сестры не сдержали вздохов. Их мать, Аглая, скончалась несколько лет назад от грудной жабы. А Бруни, представив, как Пип введет дочь в храм, порадовалась тому, что он у них есть.

– Умойся, а потом пойдем завтракать! – Персиана бросила сестре нательную рубашку и свободное домашнее платье без шнуровки. – Когда придет эта твоя… как ее?

– Какое неуважение! – обиделась та. – Не «как ее», а госпожа Туссиана Сузон, Первая горничная ее светлости герцогини Агнуши Рю Филонель!

– А зачем она придет? – заволновалась Бруни.

– Делать мне прическу! – Ванилла покрутилась у зеркала, приподнимая влажные, спутанные пряди волос и пытаясь скрутить их в пучок. Походя вытащила пару соломинок. Плюнула на прическу и отправилась умываться подготовленным Персианой овсяным молоком.

– Ух ты! – восхитилась Матушка.

– И нам! – умерила ее восторги Персиана. – Обошлись бы мы без этакого счастья!

– Сама себе ты куаферскую шедевру не сотворишь! – огрызнулась сестра.

– И потому не испытаешь истинное чуйство полета! – хихикнула Бруни.

– Две змеи! – констатировала Ванилла. – Пошли, сестренки, поедим! После ночных танцев на сеновале у меня живот подводит!

– И как вы сеновал-то не разнесли… – задумчиво пробормотала Персиана.

– Крепок оказался! – хохотнула сестра.

Бруни спускалась за ними по лестнице и думала, что ей самой не нужно беспокоиться о том, кто поведет ее к алтарю. Родителей нет в живых… да и алтарь ей, похоже, не светит!

* * *

Туссиана Сузон, Первая горничная ее светлости герцогини Агнуши Рю Филонель, оказалась дамой такой представительной, что Бруни решила бы, будто видит саму герцогиню, если бы не знала, кто перед ней.

Скидывая на руки Пипа великолепную, вручную вышитую золотыми птицами шаль, Первая горничная зорко оглядела «материал», с которым предстояло работать, вовсе не обращая внимания на остальных. Не отказалась и от чашечки горячего молока и свежеиспеченных булочек, а ела так изящно и быстро, что Матушка не могла отвести от нее глаз. Она понимала, что неприлично разглядывать жующего человека, но ничего не могла с собой поделать и косилась на гостью, как испуганная лошадь. В конце концов, Бруни удалось совладать с собой, и она сосредоточилась на еде, ведь сегодня случая подкрепиться больше не представится до самого вечера.

– Ну! – поднялась со стула госпожа Сузон, ограничивая благодарность величественным кивком. – Ванилла, душа моя, сначала ты.

– Пойдемте в мою комнату, – любезно пригласила ее невеста и повела наверх.

Когда полная собственной значимости спина Туссианы скрылась за дверями, Пип отер мокрый лоб платком и облегченно вздохнул.

– Экая рептилия! – заметил он. – От одного взгляда мурашки по коже!

– Зато осанка какова! – возразила Ровенна. – Королевишная, не иначе!

– Это только начало, папочка! – хихикнула Персиана. – Пойду детей одевать! Весь, помоги мне с малышами!

Ко всеобщему удивлению, Веслав беспрекословно подхватил под мышку младшего мальчонку и потащил в детскую.

– А он любит с детьми возиться, – заметил Пип, поглядев ему вслед. – Интересно, почему?

Бруни подошла к окну – на улице светлело. Над мостовой плыл бледный туман – ночной призрак, который сгинет, едва солнце поднимется чуть выше и согреет землю.

– Мы даже не знаем, были ли у него братья или сестры, – тихо сказала она.

Пиппо подошел ближе и, приобняв ее за плечо, загляделся на стаю скворцов, суматошно чертившую небо перед отлетом.

– Дай ему время, девочка! Лед тает не сразу! Но тает – лишь бы очаг горел постоянно!

Матушка благодарно потерлась щекой о его руку.

– Экипаж за невестой прибыл! – сообщила прибежавшая с улицы Виеленна.

– Одурел, что ли? – удивился Пип. – Рано еще!

– Кучер говорит, боялся проспать, лучше здесь подремлет!

– Пойдем глянем! – Персиана ухватила Бруни за руку и потащила наружу.

Экипаж представлял собой открытую повозку, запряженную четверкой белых лошадей и украшенную осенними цветами, которым засыпающая природа дарила последнее буйство красок. Три пояса, собранные из мелких астр – белых, сиреневых и бордовых, охватывали периметр люльки. Ступицы утопали в белых и красных георгинах, таких толстых и важных, что их судьба закончить свою цветочную жизнь на колесах казалась крайне несправедливой. В гривы и хвосты лошадей были вплетены мелкие белые и желтые хризантемы, а за тульей высокой шляпы кучера красовался… небольшой подсолнух, полный семечек.

– Бруни! – раздался голос со второго этажа.

Из окна высовывалась Ванилла, тряся головой с наполовину расплетенными волосами. Другая половина, сплетенная наподобие толстого рога, торчала весьма воинственно и делала хозяйку похожей на демоницу из детских страшилок.

– Пресвятые тапочки! – пробормотала Персиана.

– Возьмите в погребе корзину с морковью и украсьте карету! – приказала невеста.

– Да куда ж украшать-то? – возмутилась ее сестра. – У Ориданы и то цветов меньше было!

– Делайте, что я говорю! – рявкнула Ванилла, борясь с кем-то, кто пытался утянуть ее обратно. – Это мой свадебный подарок Дрюне – в память о том, как мы познакомились!

– Морковь мытая? – уточнила Бруни, засучив рукава.

– Мытая! – приглушенно раздалось из комнаты, и окно захлопнулось.

Бруни и Персиана принялись обвешивать экипаж морковками. Лошадки из упряжки живо заинтересовались их занятием и были вознаграждены: овощей в корзине оказалось немало, поэтому Матушка втихую скормила лошадям больше трети. Сытые и довольные, животные дружно задремали, и к победоносному храпу кучера добавилось сонное фырканье, что заставило умолкнуть местных петухов, устыдившихся слабости собственных глоток.