Становление - Дмитрий Янтарный

Дни потянулись однообразной чередой. По утрам принц, как и предписано, занимался по таким предметам, как правописание, география, история и прочее. С гуманитарными науками принцу помогала Олесия, с точными — Вилер, математик и механик до мозга костей. После обеда Дитрих направлялся на песчаный стадион, отрабатывать фигуры высшего пилотажа. Здесь к нему часто присоединялись Мефамио и Аяри, показывая такие сложные фигуры пилотажа, какие наставник Микаэро, будучи в возрасте, проделать был уже не в состоянии.

Выходные как таковые отсутствовали. Однако Уталак на удивления чутко ощущал, когда принц начинал выдыхаться, и ему требовалось несколько дней на передышку. Таким образом, Дитрих всегда был загружен чуть выше своего предела, дабы этот самый предел постоянно увеличивать, но его никогда не доводили до перенапряжения и истощения.

Не стали откладывать в долгий ящик и знания о Цветах. В течение месяца принц постигал все тонкости, все нюансы родового Цвета, все выгоды и все неизбежные негативные эффекты, которые он приносит в долгосрочной перспективе. Когда принц уяснил все основы обращения с Цветом, Уталак решил, что он готов для ритуала…

— Ничего не напоминает? — с усмешкой спросил Мефамио Лиалу и Ланирэ, когда они заняли свои места в Витражной комнате. Отсюда прекрасно просматривалась Зала Цветов, где сейчас находились Уталак, Дитрих и Олесия.

— Тогда Олесия профилактику не проходила, — ответила Лиала, — а ведь прошлую она пропустила. И как умудрилась? Папа же строго-настрого приказал…

— А зачем оно ей? — пожала плечами Ланирэ, — ни голос Янтаря, ни голос Серебра она всё равно не услышит.

— Это, я так понимаю, камень в мой огород? — равнодушно спросила Лиала, — я же уже говорила много раз: не могу я услышать голос Серебра. Сколько дорог я не исходила в мире снов, результат один. Собственная Сирень играет со мной злую шутку, пряча ответы.

— Да не в этом дело, — махнул рукой Мефамио, — ладно, оставим пока разговоры.

Олесия подошла к чашам и опустила ладонь в кубок с сиреневой жидкостью. Перед ними вспыхнуло число:

— Двадцать шесть, — сказала Ланирэ, — как и в прошлый раз.

Следующей оказалась чаша с кровавой влагой. Опуская туда руку, Олесия поморщилась от кольнувшей её боли.

— Пурпур — четыре. Тоже без изменений. Этот Цвет по-прежнему губителен для Олесии.

— Но ведь Дитрих стоял рядом? — недоуменно спросил Мефамио, — он же блокирует боль от враждебных Цветов уже по всему замку. Так почему сейчас…

— Это сама суть Пурпура, — пояснила Ланирэ, — если ты наденешь огнеупорную перчатку и сунешь руку в раскалённую магму, как думаешь, будет тебе больно или нет?

Тем временем Олесия, решив сразу разделаться с неприятным, опустила руку в чашу с Лазурью. Со своим вторым враждебным Цветом. И снова цифра четыре.

Янтарь показал значение в девять. Серебро — десять. Изумруд — шестнадцать. И, наконец, когда Олесия опустила руку в последнюю чашу, Золото вырвалось и окутало её лёгкой аурой. Олесия стала полупрозрачной, словно сотканной из золотого тумана. А затем повернулась к Дитриху и, глядя на него глазами, сияющими Золотом, прошептала:

— Не бойся смерти. Смерти — нет.

Мефамио же с Ланире и Лиалой созерцали число тридцать один.

— Она сумела, — восторженно прошептала Лиала, — она перешагнула Рубеж. И она услышала голос своего Цвета.

— Жаль только, что это ничего нам не даёт, — вздохнула Ланире, — всё, что можно и нужно, мы уже знаем от Геярра…

* * *

Дитрих с опаской посмотрел на Чаши. Несмотря на то, что Олесия проделала сейчас почти безо всякого вреда для себя, ему не очень нравилась эта затея. Сделав несколько шагов к чашам, он обернулся и неловко посмотрел на отца и сестру в поисках поддержки. Те ободряюще улыбнулись ему. Собрав в кулак всю решимость, Дитрих опустил руку в чашу с вязкой зелёной жидкостью. И едва не задохнулся от страха, когда услышал в своей голове чёткий голос:

— Никто не защитит тебя лучше, чем я…

Дитрих отпрыгнул от чаши, дико смотря на пенящуюся зелёную жидкость. В то же время в Витражом заде перед Лиалой, Ланире и Мефамио вспыхнула цифра четырнадцать.

— Надо же, как ровно, — улыбнулась старшая сестра, — почти идеально.

— Сынок, что случилось? — участливо спросил Уталак, подходя к Дитриху и прижимая его к себе, — тебе было больно?

— Нет, — дрожа, ответил Дитрих, — но, папа, он… оно… оно говорило!

— Что? — Уталак с силой сжал плечо Дитриха, — и что он сказал?

— Никто не защитит тебя лучше, чем я, — повторил Дитрих. Зрачки в глазах Уталака стали тонкими нитями.

— Папа, почему так? — испуганно спросил принц, не замечая, в какой ярости сейчас находился его отец, — я же сам читал, что услышать голос Цвета можно лишь спустя годы тренировок. Я, конечно, усердно тренировался, но…

— Сынок, отложим пока вопросы, — мягко, но в то же время властно сказал Уталак, мгновенно взяв себя в руки, — ритуал нужно пройти до конца, раз уж мы его начали. Давай, смелее.

Сзади подошла Олесия и обняла брата за плечи, безмолвно поддерживая его. Принц глубоко вдохнул и опустил руку в чашу с Лазурью. На мгновение осветившись ярким синим светом, он прошептал:

— Я дам тебе власть над временем.

— Это… тоже сказал голос Цвета? — спросил Уталак, хотя и прекрасно знал, каким будет ответ.

— Наверное… да, — протянул Дитрих, — не знаю. Я всего лишь повторил то, что услышал.

— Ну-ка, опусти руку сюда, — приказал Уталак, указывая на чашу с Сиренью. Дитрих подчинился. Осветившись на мгновение фиолетовым сиянием, принц прошептал:

— Я научу тебя оживлять мёртвое…

— Не верю, — говорил тем временем в Витражной комнате Мефамио, — Изумруд — четырнадцать, Лазурь — четырнадцать, Сирень — пятнадцать. Неужели он… сбалансирован? Для дракона это немыслимое благословление. Теперь понятно, почему он не просто не ощущает боли от своих Цветов — он ещё и подавляет боль от чужих. Да этому качестве нет равных ни по ценности, ни по уникальности, ни по выгоде, которую с ним можно извлечь.

Тем временем Дитрих опустил руку в чашу, в которой плескалась серая, почти зеркальная краска. В этой чаше руку он держал долго, почти минуту. Но, в конце концов, полыхнув серебряной аурой, прошептал:

— Я принесу тебе удачу…

Чаша с Пурпуром. Алая вспышка — и шёпот:

— Враг не вынесет твоего гнева…

Чаша с Золотом. Бледно-жёлтая вспышка — и Дитрих шепчет уже знакомые слова:

— Не бойся смерти… Смерти нет.

Перед тем, как Дитрих подошёл к чаше с Янтарём, Уталака кольнуло беспокойство. Но он терпеливо ждал, пока Дитрих опустит ладонь в чашу. Яркая тёмно-жёлтая вспышка — и Дитрих произносит чужим голосом.