1812. Великий год России - Николай Троицкий

Разведывательная деятельность А.И. Чернышева, безусловно, была полезной для России. Однако, расточая хвалу по адресу «замечательного разведчика» и «блестящего офицера русской гвардии» Александра Чернышева[220], нельзя забывать о том «нравственном омерзении», которое он возбуждал в окружающих как царский холуй, «величайший подлец и негодяй» (73. С. 491; 32. Т. 7. С. 457)[221], и о его дальнейшей карьере как палача декабристов, садистски распоряжавшегося казнью их вождей[222].

Не менее успешно, чем разведка, действовала в преддверии войны 1812 г. русская дипломатия. Она выведала, что Швеция предпочитает ориентироваться на соседнюю Россию, а не на далекую Францию. Граница с Россией была для Швеции единственной континентальной границей. Со всех других сторон ее защищали от французов море и английский флот. Потерю же Финляндии Швеция предполагала компенсировать захватом Норвегии, на что соглашалась Россия. Что же касается Бернадота, то он с давних пор, еще когда служил под наполеоновскими знаменами, ненавидел Наполеона (хотя получил от него все: маршальский жезл, княжеский титул, даже шведский престол), так как сам метил в «наполеоны», а Наполеона не прочь был бы сделать своим Бернадотом. Используя все это и льстя Бернадоту как «единственному человеку», способному сравниться с Наполеоном и «превзойти его военную славу» (5. Т. 6. С. 503), царизм добился заключения 5 апреля 1812 г. русско-шведского союзного договора, по которому Швеция обязалась помогать России в борьбе с Францией, а Россия — «обеспечить присоединение Норвегии к Швеции» (Там же. С. 324–325, 548–550).

Почти одновременно с этой дипломатической викторией на севере царизм одержал еще более важную победу на юге. В затянувшейся войне с Турцией русская армия под командованием М.И. Кутузова 4 июля 1811 г. выиграла сражение под Рущуком, а 14 октября — у Слободзеи. Турки вынуждены были пойти на мирные переговоры, но тянули время, зная, что Наполеон готовится напасть на Россию. В середине мая 1812 г., когда они все еще торговались об условиях, к Александру I приехал граф Л. Нарбонн. Кутузов тут же изобразил перед турецким султаном вояж Нарбонна как миссию дружбы и убедил султана в том, что если уж непобедимый Наполеон ищет дружбы с Россией, то ему, побежденному султану, сам аллах велит делать то же (32. Т. 7. С. 466). Султан согласился и 28 мая приказал своему верховному визирю подписать с Кутузовым Бухарестский мирный договор (9. Т. 6. С. 412–417), благодаря которому Россия высвободила для борьбы с Наполеоном 52-тысячную Дунайскую армию и еще приобрела Бессарабию.

Таким образом, замысел Наполеона об изоляции России и одновременном ударе на нее с трех сторон силами пяти держав был сорван. Русская дипломатия перед самым нашествием сумела обезвредить двух из пяти предполагавшихся противников. Фланги свои Россия успела обезопасить.

Столь выдающаяся двойная победа русской дипломатии — и на севере, и на юге — превзошла все ожидания царизма. Александр I на радостях спешил «торжественно принести благодарение» не дипломатам своим, не Кутузову, а «Творцу всех благ» — Господу Богу (14. С. 7).

Зато Наполеон был вне себя от досады и гнева, посчитав случившееся (для него тоже помимо всех ожиданий) противоестественным. «Неслыханная вещь! — восклицал он. — Две державы, которые должны потребовать все обратно у русских, становятся их союзниками как раз тогда, когда представляется прекрасный случай вновь завоевать потерянное» (19. С. 121). Особенно негодовал он на турок, по адресу которых «истощил весь словарь французских ругательств» (32. Т. 7. С. 780).

Но борьба между Францией и Россией за союзников на этом не закончилась. Феодальные Австрия и Пруссия были втянуты в союз с буржуазной Францией насильно и помогали Наполеону чуть ли не из-под палки, готовые в первый же удобный момент переметнуться на сторону феодальной России (что они в конце концов и сделали). Посланец Австрии граф Л. Лебцельтерн уже в июне 1812 г. приезжал к Александру I в Вильно, дабы заверить его в том, что и численность, и действия австрийского вспомогательного корпуса «по возможности будут ограничены» и что в любом случае «Австрия навсегда останется другом России» (9. Т. 6. С. 757). Король Пруссии Фридрих-Вильгельм III прислал Царю аналогичные заверения: «Если война вспыхнет, мы будем вредить друг другу только в крайних случаях. Сохраним всегда в памяти, что мы друзья и что придет время быть опять союзниками» (24. T. 1. С. 77).

Готовясь к войне, царизм, естественно, крепил оборону страны на случай, если Наполеон нападет первым. Строились укрепленные линии по Двине и Днепру, превращались в крепости Рига, Динабург (ныне Даугавпилс), Дрисса (Верхнедвинск), Бобруйск, Мозырь, Борисов, Киев, Житомир, но из-за бесхозяйственности, порожденной условиями крепостничества, оборонительные работы продвигались медленно и к началу войны не были завершены[223].

В то же время царизм готовился и к наступательной войне, надеясь «сразить чудовище», как выражался Александр I, имея в виду Наполеона (9. Т. 6. С. 503), превентивным ударом. С начала 1811 г. ряд военных деятелей России, в том числе такие авторитеты, как герцог А. Вюртембергский, князь П.И. Багратион и барон Л.Л. Беннигсен, представили Царю планы наступления на Варшаву и Данциг (26. Т. 2. С. 83–93; Т. 5. С. 75–77; Т. 10. С. 253–275). Сам Царь, как явствует из его письма к А. Чарторыйскому от 6 января 1811 г., планировал начать войну с захвата и присоединения Польши к России[224]. 25 февраля того же года в инструкции своему посланнику при австрийском дворе Г.О. Штакельбергу Александр I подчеркнул, что Россия «непременно должна» овладеть Польшей, и только за то, чтобы Австрия не мешала этому, предложил ей Валахию и Молдавию[225]. Этот план был сорван из-за того, что лидер польских националистов кн. Ю. Понятовский (бывший соратник Т. Костюшко и будущий маршал Франции), которого Чарторыйский попытался было привлечь на сторону России, информировал о русских приготовлениях Наполеона (7. Т. 3. С. 140–142).

Тогда к осени 1811 г. царизм договорился о совместном выступлении с Пруссией так, чтобы русские войска «старались бы дойти до Вислы раньше, чем неприятель утвердится на ней» (9. Т. 6. С. 200). 24, 27 и 29 октября 1811 г. последовали «высочайшие повеления» командующим пятью корпусами на западной границе (П.И. Багратиону, Д.С. Дохтурову, П.Х. Витгенштейну, И.Н. Эссену и К.Ф. Багговуту) приготовиться к походу (26. Т. 5. С. 268–270, 302–304, 313–315). Россия могла начать войну со дня на день[226].