Плохая дочь - Маша Трауб

В морге мама играла не с апостолом Петром, а с патологоанатомом Володей. Тот оказался запойным преферансистом и собирал у себя на рабочем месте теплую компанию, в которой каким-то образом оказалась и моя матушка. Кстати, она была довольна игрой. Если бы не насморк, которым она страдала все то время, что играла – в морге все-таки холодно и коньяк не всегда согревал в нужной степени, – так она бы и дальше продолжала туда ездить.

Конечно, я прекрасно помнила историю из ее студенческого прошлого, которую рассказывала мне бабушка, а потом и сама мама добавила деталей.

Как и все студенты юрфака, они должны были сдать экзамен по судебной медицине. Мама училась в Красноярске, поскольку ее отчислили из МГУ и бабушка через свои фронтовые связи смогла пристроить дочь доучиваться только в Сибири. Лишь там ничего не знали о репутации этой студентки. Да, это тоже в мамином стиле. Сбежать из северокавказского села в столицу, поступить в лучший вуз страны, чтобы потом вылететь за «недостойное поведение» и попасть в черный список во всех вузах, где есть юридический факультет. Счастье, что до Красноярска молва ничего не донесла. Бабушка, поднявшая по тревоге всех своих однополчан-ветеранов, генералов и даже одного маршала, хваталась за голову. И была счастлива, что ее дочь примут на обучение в Красноярске. Спасибо, не в Магадане.

Экзамен по судмедицине принимался в местном отделении морга над неопознанным трупом. Мама должна была сдать его любым способом – на следующий день она возвращалась в Москву. Билеты куплены, бабушка ждет. Мама сдавала со своей верной подругой Надькой, которая до смерти боялась «мертвяков», «кровищи» и в морг могла зайти только сильно пьяной. Что и произошло в тот день.

Надька всегда носила с собой настойку брусники – сорокаградусную. Откуда только брала? Но без «бруснички» жизнь ей была не мила. В тот день она глотнула настойки с утра, потом еще раз перед дверью морга и еще раз для храбрости. В общем, успела накидаться перед экзаменом. Причем на голодный желудок. У Надьки появлялись две проблемы – «медвежья болезнь» перед сессией, во время и после и запой на этот же период.

Экзамен принимал не аспирант и даже не простой преподаватель, а сам завкафедрой – легендарный Семен Семеныч. Его все студенты боялись панически. С первого раза у Семен Семеныча никто не сдавал. Причем он предпочитал принимать экзамен именно над трупом – студент должен был осмотреть тело и высказаться: от чего умер, какие ранения были нанесены. Насильственная смерть или естественная. До вскрытия у студентов-юристов дело, конечно, не доходило, но могло. Семен Семеныч мог приступить к вскрытию, подсчитывая количество упавших в обморок. Всех, кто упал, аспирант-помощник приводил в чувство и отправлял на пересдачу. Студенты молили о смерти, лишь бы не грохнуться в спасительное для нервов небытие, и изобретали способы удержаться на ногах. Потому что на пересдаче Семен Семеныч обязательно делал вскрытие – и трупу, и студенту, отвечавшему на вопросы.

Надька в тот день как раз шла на пересдачу, а мама, тогда еще просто Ольга, шла сдавать в первый раз. Не потому, что хотела поддержать подругу, а потому, что проспала экзамен – играла в преферанс двое суток, не вставая из-за стола.

Как ни удивительно, Семен Семеныч был в благостном настроении и быстро отпустил еще пятерых несчастных. Те не могли поверить столь удачному стечению обстоятельств. Оставались Надька и моя мама. Надьку явно мутило.

– Говорят, ты играешь? – строго посмотрел Семен Семеныч на маму.

– Ну, играю иногда.

– Пойдем, – велел Семен Семеныч и сделал знак аспиранту Степану.

– Без Надьки не пойду, – ответила мама.

– Зачетка. – Надька подала голос и громко икнула. – Экзамен, – она опять икнула, – сначала.

– Давайте. – Семен Семеныч поставил обеим студенткам «отлично» и широко расписался. Да, была у Семен Семеныча особенность – так ставить подпись, чтобы затмить все предыдущие закорючки коллег.

Мама пожала плечами. Надька же вдруг согнулась, потом села на пол.

– Теряем время. Степан, дайте барышне нашатырь и пойдемте уже, – распорядился Семен Семеныч, немного раздраженно.

Надька была оставлена с нашатырем, а мама с завкафедрой и аспирантом отправились в подсобку, куда еще через некоторое время пришли другие участники игры. Моя мама узнала профессора по истории государства и права и аспиранта с кафедры уголовного процесса, с которым рассталась не так уж давно. Как раз в его компании и играла, после чего проспала экзамен по судебной медицине. Аспирант подмигнул маме. Она на всякий случай изобразила покер фейс, хотя преферанс этого и не требовал.

Сели. Через некоторое время в комнатушке появилась и Надька, уже совсем пьяная, но решившая не оставлять подругу в непонятной и, возможно, опасной ситуации. Впрочем, девушка, приткнувшись на диванчике, тут же уснула и захрапела.

– Степан, перенесите ее куда-нибудь, мешает, – велел Семен Семеныч.

Надьку погрузили на каталку, прикрыли простыней и одеялом и вывезли в коридор. Поскольку там она загораживала проход, ее завезли в зал, где лежали опознанные трупы. Степан даже пальто свое сверху накинул, чтобы Надька не замерзла.

Сколько прошло времени, мама точно не знала. Игра шла хорошо, она выигрывала. Но в какой-то момент раздался крик. Надька проснулась, увидела рядом с собой трупы и заорала дурниной. Но, как потом выяснилось, она кричала не от страха, а от того, что отличается от всех остальных оказавшихся в помещении, – те под простынями, а она под одеялом и чьим-то, явно мужским, пальто. Надька не помнила, откуда взялись одеяло и пальто. Такой провал в памяти у нее случился в первый раз. Раньше могла пить сколько угодно и все помнила, а тут – на тебе.

Надьку успокоили, отпоили чаем и отправили на такси в общагу. Мама тоже пыталась уехать под шумок, тем более что уже выиграла крупную сумму, но Семен Семеныч не отпустил.

– У меня завтра самолет, – сказала мама.

– Лично тебя до аэропорта довезу, – пообещал завкафедрой.

Игра продолжалась.

Около полуночи раздался еще один крик. В запертую дверь кто-то отчаянно стучал и грозился ее выбить, если немедленно не откроют. Видимо, Семен Семенычу крик и угрозы показались знакомыми, поскольку он выскочил из-за стола и попытался спрятаться сначала за диванчиком, а потом за спиной рослого аспиранта Степана.

– Светка, – выдохнул Семен Семеныч.

Открыли дверь, впустили жену завкафедрой, которая обещала сначала убить Семен Семеныча, потом всех присутствующих в комнате, себя, а потом снова супруга. Кое-как ее удалось успокоить, влить в нее коньяка и дать закусить мандаринкой. После чего Светка, то есть Светлана Александровна, жена уважаемого сотрудника института и сама заслуженный работник образования, рассказала в связи с чем, собственно, собиралась совершить преступление.

Ей позвонили около десяти вечера с кафедры и спросили, не возвращался ли часом Семен Семеныч домой. В это же самое время Светлана Александровна тоже собиралась звонить на кафедру с вопросом, не собирается ли Семен Семеныч, чтоб ему пусто было, домой? Ведь обещал к ужину быть! Дочь единственная жениха с родителями привела знакомиться! За три месяца договаривались о встрече! Так вот, если увидите, передайте: вернется – убью! Дочь в слезах, она сама на нервах, сваты в недоумении, жених спит пьяный в бывшей детской дочери.