Весна для репортера - Максим Замшев

– Толку только от нее никакого. – Он зло улыбнулся. – Видишь, какой я неправильный дипломат. Ведь я не имею права перед тобой открываться. Мне бы дуть в одну дуду про хунту и государственный переворот. Как велят… – Он страдальчески уронил голову на руки и застыл.

– Извини. Не хотел обидеть. – Мне надо было как-то скрасить явную неловкость.

– Да не за что. – Он поднял почему-то покрасневшие глаза на меня. – Если честно, я действительно не знаю, кто прав. У всех свои интересы! И одни прикрывают их пророссийскими лозунгами, другие – антироссийскими. Все имеют убедительные версии того, что их противники изверги. Майдановцы ждут, что Россия введет к ним войска и будет стремиться вернуть на трон Януковича. А они будут геройски сражаться за независимость. Янукович и Россия для многих из них синонимы, да и наши хреновы ораторы твердят повсюду, что он единственный легитимный президент. А Виктор Федорович торчит в Ростове и в ус не дует! И голова у него, судя по всему, ни о чем не болит. Выступил пару раз и унялся. Будто и не было его в природе. Так это ж курам на смех! Какая уж тут дипломатия! По большому счету нам, посольским, здесь нечего сейчас делать. Честно тебе скажу, я уже два раза просил меня перевести отсюда хоть куда, хоть в Центральную Африку. Не переводят. Устал я очень от всего этого… Неразбериха! То одни инструкции, то другие. – Он сжал губы, нахмурился и отвернулся на несколько секунд от меня.

Что-то сквозило в его монологе не совсем натуральное, словно он работал на публику, запамятовав, что из публики остался только один я.

– А как по-твоему, в Женеве договорятся о чем-нибудь? Многие считают, что Женева – единственный выход.

– Договорятся на бумаге. Но выполнять никто не будет. Поверь, по поводу Украины еще встречаться будут раз сто. И в разных местах.

– Почему?

– Посмотришь. Машина уже разогналась, а тормоза не работают. Завершится все в кювете.

– И что? Никто не может это остановить?

– Кто может – не хочет, а кто хочет – не может. Хотя дай бог, чтоб я ошибался. Ладно, выкини все это из головы. Считай, что я тебе ничего не говорил. У тебя на руках невиданная сенсация. Может, она что-то и изменит. По крайней мере, те, кто вызвал тебя сюда, в этом не сомневаются.

Он опять подталкивал меня к тому, чтобы я поделился с ним деталями встречи с Дмитрием, а возможно, и характером той информации, что теперь у меня. Ничего у него не получится.

Нам принесли счет. После долгих препирательств мы оплатили его пополам.

Когда мы ехали обратно, я вдруг вспомнил его потерявшуюся фамилию. Сидельников! Безобидная такая фамилия! До этого она зацепилась за какие-то водоросли в памяти и никак не всплывала.

* * *

Гена добросил меня до «Украины», сообщил, что завтра будет ждать нас со Славиком в девять утра, чтоб отвезти в аэропорт, и уехал, зачем-то посигналив мне на прощание.

Я испытал некоторое облегчение от того, что сегодня больше его не увижу. Он все время понуждал меня вести себя внутри некоего обозначенного им коридора, где он ставил метки, за которые я не мог заходить. Теперь все. Я не нуждаюсь в его опеке.

Надо бы проведать Славика! Еще обидится, что я никак не проявляюсь с самого утра.

Я стучался к нему довольно долго, но безуспешно. Где-то бродит, видно, «борода»…

Хорошо, что есть время немного отдохнуть перед ужином с Ниной. После всего, что сегодня испытывало меня, я чувствовал себя утомленным.

В номере убрали. И пахло в нем теперь сиротской стерильностью.

Я разделся, поставил будильник на шесть вечера, чтоб, не дай бог, не проспать встречу с Ниной, назначенную на семь, и сразу же заснул. Флэшку сперва устроил рядом с собой на тумбочке, а затем, поразмыслив, засунул ее под подушку. Так надежней.

Я почти заснул, однако резкий звонок местного телефона вернул меня к действительности. Черт! Я собирался затаиться и переждать, но звонивший не успокаивался. С ресепшена меня просили спуститься по неотложному делу. Я, проклиная все на свете, натянул брюки, надел рубашку, влез в ботинки и отправился вниз.

Дело выеденного яйца не стоило. Вчера, когда мы ужинали, Славик не оплатил счет, записав его на свой номер. Ничего необычного в этом не было, но сегодня в ресторане переучет или что-то в этом роде, и нужно полностью закрыть кассу. Славика они не нашли, а официантка – та самая, невысокая, со вздернутым носиком, что вчера раздражалась от моих частых просьб, вспомнила, что с ним ужинал я. Девушка же с ресепшен, ее подружка, с которой она поделилась своими неприятностями, видела, что я только что вернулся в отель, и решила помочь коллеге. Теперь они умоляли меня заплатить по счету сейчас, щебетали, что я их спаситель, что если я не выручу, курносую могут уволить. А нынче такой бардак, что поди куда-нибудь устройся. Я внял их просьбам, благо счет было довольно скромный. Отчего не внять? Все мы люди.

* * *

Я проснулся в хорошем настроении. До встречи с Ниной оставался ровно час. Надо спешить!

Я посмотрел в окно, кивнул, как старой знакомой, крылатой тетке, олицетворяющей независимость Украины, и отправился в ванну. После водных процедур и бритья я долго осматривал себя в зеркало. Вытащил флэшку из-под подушки, положил в карман рубашки. Физически ощутил ее вес. Потом позвонил на ресепшен и заказал такси на Васильковскую.

Автомобиль прибыл своевременно. Водитель долго петлял по каким-то узким улицам, чтобы довезти меня до места. Один раз пришлось долго стоять, пережидая, когда по улице пройдет группа людей, скандирующих хвалу Бандере и размахивающих факелами. Прохожие на них абсолютно не реагировали. У части этих отмрозков в руках была также символика киевского футбольного «Динамо».

И вот я у цели. Паб «Толстый лев». Входная дверь пряталась в цокольном этаже. К ней спускалась небольшая лестница с широкими ступенями. В самом ее начале, по краям, на гранитных прямоугольниках, охочие, вероятно, до выдумок дизайнеры расположили два горизонтальных цилиндрических фонаря, напоминавших чьи-то внимательные глаза.

Час встречи близился, и я волновался все сильнее, ощущая себя мальчишкой, торопящимся на первое или, в крайнем случае, второе свидание, полным надежд, но в то же время нащупывающим пути к малодушному отступлению в случае провала. Не успел я сделать и пары шагов по ресторанному коридору, как ко мне подбежал усатый и весь какой-то изломанно-длинный гардеробщик и изогнулся в учтивой позе. Я отдал ему пальто и прошел в зал. Меня встретила блещущая очень яркой помадой девушка, прямо-таки горящая желанием выяснить, бронировал ли я столик. Вокруг нас с балетным изяществом сновали официантки. Я не разочаровал ее тем, что оказался из числа простофиль, не резервирующих заранее места в ресторане. Она с еще большим энтузиазмом принялась объяснять мне, где курящий зал, а где нет, и что через час в пабе зазвучит живая музыка. Я на всякий случай поискал глазами Нину. Вдруг она пришла раньше? Но ее еще не было.

Красногубая девица-администратор проводила меня к столику на двоих. Одним своим краем он прижался стене, выложенной из красных кирпичиков. Почему Нина выбрала именно этот паб? Она бывала тут прежде? Что привлекло ее здесь? Как я собираюсь с ней общаться, если мне о ней так мало известно? Что она любит, к чему привязана?