Мертвая голова - Амелия Грэмм

Вернувшись в свою комнату без потолка, Флинн долго не мог уснуть. Он пытался считать звезды, плывущие в бесконечном мраке космоса, в надежде, что это поможет ему наконец-то отойти в мир грез, но нет: бессонница намертво вцепилась в него и никак не отпускала.

В голове беспрерывно раздавался монотонный голос, повторявший одно и то же: «Чужой, уничтожить, хаос». Тогда, в мире живых, он не принял эти слова близко к сердцу, а сейчас они все глубже проникали в сознание, вероятно желая обосноваться там навсегда, свить гнездо и дать потомство.

От тяжелых мыслей заболела голова, и на душе стало совсем тошно. Флинн ужом вертелся в кровати, пытаясь найти позу поудобнее, но в итоге лишь запутался в одеяле. Совсем скоро он ощутил себя сосиской в тесте, которую запихнули в пышущую жаром печь. Глухо зарычав, он сел, рывком стянул с себя одеяло и бросил его на пол, следом полетела и пропитанная потом футболка.

До разгоряченной кожи дотронулась приятная прохлада, и Флинн с облегченным вздохом прикрыл веки и лег обратно. Тусклый свет далеких звезд пробивался сквозь ресницы, пока на его место не пришла тьма, из которой так и не родилось ни одно сновидение.

Когда ему на грудь легло что-то теплое и невесомое, пустой сон соскользнул с его глаз и бесследно исчез. Сердце наполнила какая-то необъяснимая, невесть откуда взявшаяся радость. Флинн не шевелился и почти не дышал, боясь спугнуть это внезапно возникшее светлое чувство.

Вот так – совсем неподвижно, с закрытыми глазами – он пролежал очень долго, и если бы до его ушей не донесся странный звук, то мир грез снова бы завладел им.

«Ш‐ше-е‐еш-ш‐ши-и‐иш-ша-а‐а», – казалось, что эта шипящая колыбельная звучала прямо в голове Флинна, и он невольно открыл глаза.

На его груди, свернувшись спиралью, лежал золотистый змей.

«Ш‐шу-у‐уш-ш‐ша-а‐аш-шу-у‐у», – продолжал напевать тот, ритмично подрагивая кончиком хвоста.

Губы Флинна растянулись в широкой улыбке. Наверное, со стороны он выглядел крайне глупо, но ему было откровенно плевать на это. Сейчас на него смотрели только звезды, а им уж точно все равно: они же не люди, чтобы осуждать кого-то за счастье.

Флинн качался на волнах волшебной песни змея, похожей на причудливую смесь кошачьего мурлыканья и шелеста сухих листьев, и больше всего на свете боялся, что она вдруг закончится – и вместе с ней уйдет та невероятная радость, ласковым морем разлившаяся по сердцу.

Но эта идиллия, как и любая другая, не могла продлиться вечно.

– До-о‐оброе-е‐е у‐у‐утро-о‐о, – жизнерадостный голос Божественного Енота заглушил шуршащую песню, и змей, глянув на Флинна чуть выпуклыми глазами, моментально юркнул в его грудь и пополз в правую руку, снова став лишь черной татуировкой.

«Оно было добрым до того, как ты открыл рот», – с раздражением подумал Флинн.

– Любое утро само по себе всегда доброе. Это люди иногда встают не с той ноги и портят себе – а иногда и другим – настроение. Но зачем же начинать день с недовольной мины? Куда лучше начать его с улыбки! – восторженно произнес Божественный Енот, который все это время находился за тяжелыми портьерами (Флинн с прошлого раза так и не раздвинул их).

– Здорово. Ты не только постоянно следишь за мной, но еще и мысли мои читаешь, – пробубнил Флинн, поднимаясь с кровати. Он нашел на полу свою футболку и надел ее. – Такое ощущение, что Граф Л не страж порядка, а воплощение контроля.

– Без контроля не будет порядка, – ответил Божественный Енот и притих. – Одноглазая Гейша передает, что Хольда через пять минут будет ждать тебя рядом с Ариадной. Просит поторопиться.

– Скажи, что я уже иду.

Флинн быстро оделся и подошел к синей входной двери. Он снял с крючка свою куртку, которая висела по соседству с зонтом лимонного цвета, и заметил, что на ней больше не было изображения мертвой головы. Флинн вдруг вспомнил, что, как только он вернулся в мир мертвых, нечто темное скользнуло за его спиной. Наверное, Танат еще тогда куда-то исчез. И все же интересно, где это его носит? До вечера покера с Графом Л еще далеко. Неужели встречается с кем-то? Да нет, бред какой-то! Вряд ли у Смерти может быть личная жизнь. Решив, что потом непременно спросит у Таната, почему тот отлынивает от своих обязанностей, Флинн обулся и покинул комнату, напоследок услышав распевы Божественного Енота:

– Пре-е‐екра-а‐аснейшее утро-о‐о, чуде-е‐есне-е‐ейшее утро-о‐о…

Когда Флинн добрался до места встречи, Хольда была уже там. Она, скрестив руки на груди, стояла в лифте и рассматривала свое искаженное отражение в отполированной стенке кабины.

– О, привет, – заметив его, сказала Хольда. Вокруг нее клубились тучи плохого настроения.

– Привет, – отозвался Флинн. – Почему такая угрюмая?

– Потому что нас ждет кое-что не очень приятное, – туманно пояснила Хольда.

– Что именно? Нас будет отчитывать Граф Л? – спросил Флинн, зайдя в лифт.

– Нет, он весьма спокойно отреагировал на наши с тобой злоключения в мире живых, – ответила она, со скрежетом задвинула решетку и нажала на кнопку с номером 5.

– Зачем нам в Чистилище? – занервничал Флинн, вспомнив, что сейчас лифт привезет их прямо в здание загробного суда. Неужели их будут судить за то, что они нарушили правила и остались в мире живых после отведенного времени?

– Чтобы стать чуточку мертвее, – усмехнулась Хольда, покосившись на Флинна.

– В смысле?

– Ну, понимаешь, мы же вчера надолго застряли в Инферсити, поэтому наши тела пропитались жизнью, и, чтобы сохранить равновесие, нам нужно денечек погулять по Чистилищу. Немножко «омертвиться», так сказать. Это приказ Графа Л, и он, увы, не обсуждается.

– Но почему именно по Чистилищу? Древний космос – это ведь тоже часть мира мертвых.

– В древнем космосе «мертветь» мы будем очень долго: он находится слишком близко к миру живых, а нам нужен уровень поглубже. Чистилище – идеальный вариант. Нет, ну если очень хочешь, можешь и в резиденции Смерти позависать, но лично я на дух не переношу Мойру, – скривилась Хольда. – Она такая надменная.

– А если отправиться в Лимб? – пошутил Флинн, но Хольда восприняла его слова всерьез.

– Нет, туда точно идти не стоит: не дай творец, скверну подхватишь.

– Что это такое? Звучит как название болезни. – Флинна передернуло, он почему-то представил какие-то жуткие гноящиеся язвы.

– Это что-то вроде суллемы, только в разы ядовитее. Это чернота человеческих душ, которые томятся в Лимбе. – Хольда опустила глаза и невидящим взглядом уставилась в пол. – Иногда ее настолько много, что она сочится сквозь стены, поэтому никогда не нажимай кнопку с номером 4, иначе встретишь кое-что похуже смерти.

На площади Ангелов было непривычно пустынно. Раньше здесь частенько бродили души людей и заглядывали в глаза крылатым статуям, наверное надеясь, что те сжалятся над ними и сразу унесут в Небесные Чертоги. Но статуи не проявляли к несчастным душам ни капельки интереса: они с беспросветной тоской смотрели в небо.