За глянцевым фасадом - Катрин Панколь

Она мстит по-своему: тратит деньги, не зная удержу. Джон впадает в ярость, когда ему приносят счета. «Эти чертовы французские портные угробят мою политику “новых рубежей”!» Она окидывает его ледяным взглядом — и продолжает в том же духе. Ей не хочется, чтобы он воображал, будто она ни о чем не догадывается или страдает молча. Показывая Белый дом одному из гостей, она открывает дверь кабинета, где находятся две молодые женщины, и небрежно роняет: «Это любовницы моего мужа».

А еще она отводит душу, устраивая ему ужасные сцены, когда остается с ним наедине. Однажды в Майами, в пасхальное воскресенье, они направляются в церковь. Джон собирается медленно, тянет время. Внизу, у дверей, ждут журналисты: им надо запечатлеть на пленке эту красивую, благочестивую пару. И они слышат, как самая влиятельная дама в стране кричит мужу: «Ты пойдешь или нет, сволочь? Это ведь ты захотел туда пойти, это тебя они хотят видеть. Повяжи галстук, надень пиджак, и пошли!»

Иногда, собираясь к мессе, она надевает мини-платье без рукавов, сандалии на босу ногу и, проходя мимо журналистов, корчит им рожи.

Постепенно она привыкает к создавшейся ситуации. Приметив на пляже какую-нибудь секс-бомбу с большой грудью (Джон это любит), докладывает ему. Или, чтобы позлить его, заставляет на ужине в Белом доме сидеть между двумя его бывшими пассиями. А во время ужина наслаждается его замешательством и любуется надутыми физиономиями соперниц.

Ее собственная личная жизнь безупречна. Ничего такого, что давало бы пищу для сплетен. Она очаровывает всех мужчин, с которыми ей приходится встречаться, однако ни одного из них не удостаивает особого расположения. Иногда, во время танца, она, чтобы подразнить Кеннеди, страстно прижимается к партнеру. Он хмурится, ворчит сквозь зубы. На несколько ночей возвращается к ней, а потом снова бежит за первой же юбкой. Ему можно всё, но это не значит, что он предоставляет ей такую же свободу. Когда в августе 1962 года Ли приглашает Джеки вместе с Кэролайн поплавать на яхте вдоль берегов Италии, рядом с Джеки часто оказывается Джанни Аньелли. Сразу несколько газет публикуют их фотографию на первой полосе. Джон немедленно посылает ей телеграмму: «Побольше Кэролайн и поменьше Аньелли!»

И все же о них будут какое-то время судачить, ведь Джеки кокетка и любит, когда ее окружают мужчины, но доказательств никто предъявить не сможет. Хотя за ней следят день и ночь. Вашингтонские сплетницы посрамлены: тайна, которой привыкла окружать себя Джеки, в очередной раз оказалась им не по зубам.

Не для того она безропотно сносила выходки Джона, чтобы позволить поймать себя на месте преступления! Скорее всего она предпочла остаться пленницей собственного образа, который так успешно создала. Надо сказать, это было ее единственным утешением. И единственным ее достоянием, кроме детей, которыми она гордилась. Своим безукоризненным поведением она заткнула рты болтунам и ничтожествам и вновь оказалась на недосягаемой высоте.

К концу 1961 года Джеки уже не просто молодая жена знаменитости: она сама — знаменитость, муж которой занимает пост президента Соединенных Штатов Америки.

Все началось в Париже. Тридцать первого мая 1961 года Джон и Жаклин Кеннеди прибывают в столицу Франции с официальным визитом. По приказу президента де Голля, когда они сходят с трапа самолета, их приветствуют салютом в сто один залп. И с этого момента звездой франко-американской встречи на высшем уровне становится Жаклин. Парижане смотрят только на нее. По пути от аэропорта Орли в Париж висят плакаты, прославляющие ее красоту, люди, выстроившиеся у обочины, скандируют: «Джеки, Джеки!» И Жаклин чувствует себя королевой, вернувшейся в свои владения. В Париже прошел самый счастливый период ее жизни. В Париже она (тайком!) заказывает себе платья и зачитывается французской литературой. Парижские улицы, кафе, музеи… Париж, Париж! У Джона Кеннеди возникает ощущение, что он тут едва ли не лишний. «Здравствуйте, я — сопровождающий Джеки!» — шутит он. Действительно, она в центре внимания. Французы, обычно склонные к критике, не смогли устоять перед ее очарованием. Судьба подает ей знак: в 1951 году Париж даровал ей свободу и независимость, а сейчас, десять лет спустя, Париж признал ее своей королевой.

Генерал де Голль — не большой поклонник американского президента, которого сравнивает с учеником парикмахера: «Он прилизывает проблемы, вместо того чтобы распутывать их». Другое дело — Джеки с ее искрящимся взглядом. Она доверительно сообщает де Голлю, что читала его мемуары. Причем по-французски! Генерал приосанивается и снимает очки. Джеки не только с блеском выполнит представительскую функцию, она сыграет роль посредника между двумя президентами, которым будет нелегко договориться друг с другом.

Ее туалеты, ее прически, улыбка, неповторимый стиль настолько пришлись по душе парижанам, что они готовы назвать ее своей соотечественницей. Генерал де Голль, редко делившийся впечатлениями, описывает ее как «очаровательную, восхитительную женщину с необыкновенными глазами и чудесными волосами». Они беседуют, и выясняется, что с ней можно говорить обо всем. О поэзии, об искусстве, об истории. «Ваша жена знает историю Франции лучше, чем большинство француженок, — шепчет он на ухо Джону». «И большинство французов», — не без ехидства замечает Джон.

Позднее де Голль будет говорить о Джеки с Андре Мальро. В книге «Веревка и мыши» Мальро пересказывает свою беседу с генералом, вернувшимся из Вашингтона с похорон Кеннеди.

«— Вы говорили мне о мадам Кеннеди, — напомнил Мальро. — Я вам сказал: «Она выполнила очень непростую задачу: не вмешиваясь в политику, создала мужу репутацию мецената, которую тот не смог бы приобрести без ее помощи: этот ужин с полсотней лауреатов Нобелевской премии…

— И ужин в вашу честь…

— …Все это — ее заслуга».

Но вы добавили: — «Она храбрая женщина и прекрасно воспитана. Что касается ее дальнейшей судьбы, то вы ошибаетесь: это звезда, и в будущем я вижу ее на яхте миллионера-судовладельца».

— Неужели я так сказал? Надо же… Вообще-то я думал, что она скорее выйдет замуж за Сартра. Или за вас!

— А помните плакаты, которые несли демонстранты на Кубе? «Кеннеди — нет, Джеки — да!»?

— Шарль, — вмешалась мадам де Голль, — а если бы мы с тобой поехали на Кубу, там ходили бы с плакатами «Де Голль — нет, Ивонна — да!»?»

Между Джеки и Мальро завязывается долгая, тесная дружба. Она принимает его в Белом доме, дает ужины в его честь. Она очарована выдающимся умом писателя. А он восхищен ее красотой и обаянием. Общаться с ним для нее — удовольствие. Можно высказаться обо всем, а главное, послушать. Он процитирует ей афоризмы генерала, навсегда запечатлевшиеся в его памяти. «Во Франции редко убивали королей… Да, но каждый раз это были короли, которые хотели сплотить французов…», «Самое ужасное несчастье со временем изнашивается», «Во всякой скромности есть изрядная доля трусости». Или фразу, которая могла стать для нее утешением: «Иллюзия счастья — это для кретинов!» Мальро рассказывает ей о своем грандиозном проекте: отчистить фасады всех парижских домов, и о критике, которая обрушилась на него по этому поводу. Он предлагает встретиться во время его следующего визита в Вашингтон, и Джеки обещает: она все бросит, чтобы повидаться с ним, они вдвоем осмотрят городские музеи, и он подробно расскажет ей о каждой картине…