Печальная история братьев Гроссбарт - Джесс Буллингтон

Спереди послышалось натужное кряхтение, а потом вновь возник Усатый и закричал:

– Помогите нам!

Манфрид поспешил вперед, а Гегель не двинулся с места. Он попытался предупредить брата, но не смог заговорить. Манфрид увидел большие деревянные ворота, в которые уперлись плечами двое охранников, но сугробы мешали створкам разойтись. Все трое пинали их ногами, толкали и вымокли до нитки, прежде чем сумели раскрыть ворота так, чтобы проехал фургон.

Возница хлестнул коней и въехал в город. Гегель прищурился, пытаясь высмотреть хоть какой-то проблеск света. Но в снегу темнели лишь тени зданий и просевших крыш, и ни звука не доносилось из укрытого снежным покрывалом городка. Манфрид забрался обратно на козлы, пока охранники закрывали ворота и ставили на место опорные стойки, иными словами запирали их всех в этом городе.

Путешественников и Гроссбартов встретили только ветхие дома и сугробы. Кое-где крыши обвалились под весом снега, и лошади едва справлялись с тем, чтобы сдвинуть фургон с места. Они брели по узкой улочке, пока не добрались до большого здания, такого же темного и зловещего, как и прочие, где повернули фургон и подогнали его за угол – к сараю. Усатый и другой охранник повозились с дверью, но сумели ее открыть, и Гроссбарты спрыгнули на землю, чтобы не въезжать на козлах в темное помещение.

Охранники остановились у сарая, потирая руки, но братья сразу опознали в большом строении пивную, казавшуюся брошенной и безлюдной. Они быстро отыскали дверь, обнаружили, что она заперта и заподозрили, что стучать толку нет, но зазубренный меч Гегеля пролез в щель, что позволило братьям, навалившись, сбросить засов. Створка распахнулась, и Гроссбарты ввалились внутрь вместе с небольшим сугробом на плечах.

В темном зале опытные глаза грабителей могил сразу отметили несколько столов и скамей, а когда чуть приспособились, разглядели и большой очаг у дальней стены. Гроссбарты осторожно пошли дальше в потемках, но, как только нашли у задней стены полку с бутылками, принялись за дело. Каждый схватил бутыль и попробовал содержимое: Гегель остался доволен результатом, Манфрид принялся отплевываться мерзким маслом. Каждый из них засунул в свой мешок по бутылке масла и столько бутылок яблочного шнапса, сколько влезло. Только после этого они вернулись к пустующей таверне.

– А где все? – озвучил Манфрид мысли Гегеля.

Гегель еще раз глотнул шнапса, пытаясь утопить в алкоголе свой навязчивый страх. Но стало только хуже. Братья шли вдоль задней стены, пока не наткнулись на незапертую дверь, толчком распахнули ее. Обнаружив, что тьма за порогом стоит непроглядная, Манфрид направился к очагу, чтобы развести огонь, а Гегель стал осматривать остальную часть зала.

Рядом с очагом была приставная лестница, и Гегель вскарабкался по ней, сжимая в одной руке кинжал. Он оказался на просторном чердаке, потолок которого просел под весом снега, особенно там, где навес прикрывал отверстие дымохода. Он разрезал навес и даже немного развеселился, глядя, как маленькая лавина сыплется вниз на ничего не подозревающего Манфрида, и как тот трепыхается в ледяной крупе. Но тревога не улеглась.

Он спустился вниз и принялся разыскивать лучину, а когда нашел, поджег от только что разведенного огня и снова медленно поднялся на чердак. Увы, Гроссбарт ничего там не нашел, кроме заплесневевших одеял, гнилой соломы и вонючего ночного горшка. В зловонии чувствовался не только запах мочи, пота и разложения, но опознать этот призвук Гегель не смог.

Манфрид тоже не сидел сложа руки: сперва слепил снежок с булыжником внутри для своего недотепы-брата, а когда снаряд попал в цель и вызвал возмущенный вскрик, он набрал снега в котелок, бросил сверху остатки конины и повесил его над огнем. Манфрид подтащил к очагу сразу две скамьи и удобно сел, а потом нахмурился, почувствовав сквозняк от двери, когда в таверну вошли остальные трое. Гегель серьезно его напугал, но Манфрид решительно отказывался гадать на пустом месте. В конце концов, дармовая выпивка и укрытие от непогоды – такие дары, к которым не стоит придираться.

Возница и его помощники сгрудились у огня, и вскоре вокруг их сапог на истертом полу разлились небольшие лужи. Гегель спустился с чердака и сел рядом с братом. Все молчали и смотрели на огонь, пока холод и онемение медленно уходили из рук и ног.

– Что-то здесь не так, – произнес возница, вставая и вытаскивая из-под плаща тонкий кинжал.

– Да ну? Правда? – удивился Манфрид, устраиваясь поудобнее и вытягивая ноги поближе к теплу.

– А что, нет?

Возница огляделся по сторонам и взял с полки лучину.

– Он прав, – подал голос Гегель, хотя в тепле его нервы немного успокоились.

– Значит, когда вы здесь в прошлый раз проезжали, тут были люди? – уточнил Манфрид с непоколебимым спокойствием – он ведь бился с демонами и ведьмами, в конце-то концов.

– И много! – сообщил возница, осматривая помещение. – Большой город для горной глуши. Дети играли в снегу.

Усатый добавил что-то на их южном наречии, и возница со вторым охранником дружно кивнули. Возница ответил на том же языке и покосился на дверь. Такой сговор братьям совсем не понравился, особенно подозрительному Гегелю.

– А ну, говорите как положено! – заорал Гегель, вскочив с табурета. – Чтоб мне никакого звериного лопотанья, ясно? Все мы одинаково говорим, а если кто не понимает, его беда.

– Значит так, – ответил Усатый, поднимаясь со скамьи, – люди могли уйти в… в…

– Монастырь, – подсказал возница. – Непонятно только, зачем бы все туда ушли. Судя по домам, по меньшей мере, несколько дней назад…

– Ага, – согласился Манфрид. – Видел, что некоторые наглухо закрыли, как и корчму.

– И тут больше никого нет? – спросил возница. – Ни сзади, ни спереди?

– Ну, – протянул Гегель, – если это перед, то в зад мы не смотрели. Света не было.

Щелкнув зубами, возница зажег свою вымазанную салом лучину:

– Тогда идем со мной.

– Хочешь там все смотреть, валяй, – бросил Манфрид, пробуя свое варево. – А если по пути вдруг найдешь мяса или репы, тащи сюда.

– А я пойду, – решил Гегель и схватился за кирку; ему страшно хотелось вогнать ее острие в источник своего беспокойства.

Остальные двое не шевельнулись, с удвоенным интересом разглядывая лужицы талого снега у себя под ногами. Возница прошипел несколько резких слов по-иностранному, но на этот раз Гегель только улыбнулся. Обвинения в подлой трусости он бы понял на любом языке мира.

– Я – Эннио, – сказал Гегелю возница.

Манфрид расхохотался:

– Он что-что?

– У вас там так детей называют? – уточнил Гегель.

– Да, – резко кивнул Эннио.

– Ни хрена себе, – заключил Гегель.