Черная карта судьбы - Елена Арсеньева

– Словом, – взволнованно продолжал Сергеев, – Скобликову грозило тюремное заключение, однако его спасло только то, что убитый оказался беглым преступником, на совести которого много невинных жертв. Скобликов был всего лишь уволен из рядов милиции, что явилось для него страшным ударом. Перед нами типичная картина случая самонаказания как причины психосоматического заболевания! Даже то, что Евгения Васильева в знак благодарности за спасение своей жизни вышла за Скобликова замуж, не утешило его.

Зал дружно ахнул.

– Заткнись, сплетник поганый! – выкрикнул кто-то возмущенно. – Пошел вон с трибуны!

– Ах ты подлец! Ну и сволочь ты, Сергеев! Уйди с трибуны! – поддержали другие голоса, однако председатель, удивительно худой человек, схватил стоявший перед ним колокольчик и принялся трезвонить в него, утихомиривая зал. Не скоро ему это удалось, однако некое подобие тишины в зале все же воцарилось.

Все это время Сергеев стоял, вцепившись в трибуну обеими руками, словно опасался, что его силой стащат отсюда, и даже волосы ерошить забывал.

– Продолжайте, Сергеев, – кивнул ему председатель, однако его костистое лицо было отнюдь не исполнено благожелательности, скорее наоборот. Остальные руководители конференции тоже смотрели на Сергеева с откровенной недоброжелательностью.

– Словом, я хочу сказать, что Скобликов на нервной почве заболел сахарным диабетом.

– У вас есть какие-то доводы, которые могли бы подтвердить ваши слова? – спросил Поливанов, и в голосе его неожиданно зазвучала растерянность. – Или это домыслы? Кстати, вообще, откуда вам известно об этой истории?

– Да мой покойный дядька рассказывал, а он тогда вместе со Скобликовым служил, с ним и с Евгенией Васильевной Васильевой был хорошо знаком, – пояснил Сергеев. – Ну, он мне про этот случай и сообщил.

«У Морозова и его сестры разные отцы, что ли?» – озадачилась было Люсьена, однако тут же снова начала внимательно слушать.

– Однако ваше утверждение, что диабет развился у этого человека на нервной почве, – не более чем смелая гипотеза, – проговорил Поливанов.

– Да ведь Морозов тоже так считает! – запальчиво выкрикнул Сергеев. – Я сам слышал его разговор по телефону с каким-то московским специалистом по диабету. Еще в прошлом году! Морозов говорил, что у Скобликова диабет психосоматический, на нервной почве развился из-за психологической травмы, которую тот получил двадцать лет назад, спасая сестру Александра Александровича. И психологическая травма была настолько глубока, что даже он, Морозов, не в силах справиться с лечением и вынужден просить созвать консилиум психиатров в Москве. Кажется, и этот консилиум не смог дать ответа, как лечить Скобликова. Что же делать, если он не может забыть о том, что сделал! Забыл бы – так выздоровел бы!

«Отец! – почти с молитвенным восторгом подумала Люсьена. – Ты сделал это! Даже смертью своей ты отомстил убийце! Однако Сергеев не дурак. Правильно сказал: если бы Скобликов забыл о том, что сделал, то выздоровел бы. Неужели это не приходит в голову Морозову? С его-то силой внушения он мог бы стереть этот эпизод памяти у мужа сестры! Или его силы не хватает?.. Надо это обдумать на досуге!»

– Товарищи, – внезапно поднялся со своего места Поливанов. Его розовощекое лицо побагровело. Он выглядел смущенным и раздосадованным. – Я должен извиниться перед вами. Желая, честно признаюсь, уколоть профессора Морозова, который непомерно гордился этим своим студентом и слишком щедро расхваливал заранее его доклад и проделанную им работу, я зашел слишком далеко. Но, даю честное слово, я даже не мог предположить, что, пытаясь произвести выгодное впечатление, студент Сергеев дойдет до семейных тайн своего научного руководителя! Предлагаю прекратить дальнейшее его выступление и пригласить другого докладчика.

– Согласен с вами, Михаил Петрович, совершенно согласен, – закивал председатель. – Можете идти, Сергеев. Следующим на очереди доклад Анны Акимовой «Психологические методы лечения панических атак».

На сцену взбежала кудрявая очень серьезная девушка, и Сергеев неохотно сошел с трибуны. Начал было спускаться в зал, однако из первого ряда кто-то швырнул ему в лицо тетрадь, и Сергеев отпрянул, взбежал снова на сцену и кинулся за кулисы.

Никакие доклады больше не интересовали Люсьену, и она выскользнула из зала – скрип двери ее теперь ничуть не волновал. Прикинув, где примерно может находиться боковой выход со сцены, она пошла в том направлении, однако встревожилась, что может столкнуться с Морозовым, и остановилась, размышляя, не лучше ли уйти, а встретиться с ним, когда наберется сил. Но в это мгновение из-за угла прямо на нее выскочил Сергеев – с красными пятнами на лице, взъерошенный, заплетаясь ногами, ничего не видя перед собой и не замечая, что из папки, которую он держит в руке, рассыпаются листки его доклада.

– Молодой человек, вы что-то уронили, – окликнула его Люсьена.

Сергеев нервно обернулся – и замер, встретившись с ней глазами.

Люсьена улыбнулась ему, и Сергеев вздрогнул, шагнул к ней.

Да, как сильно ни подействовал на нее нашатырь, завладеть мужчиной, которым ей хотелось завладеть, он не смог ей помешать! А завладеть Сергеевым ей сейчас не просто хотелось – это было для нее жизненно необходимо. Из него получится недурной враг Морозова.

Итак, война объявлена!

Хабаровск, 1985 год

– Ну что? – сочувственно спросил Афанасьич.

Лиза молчала, стоя у машины. Водитель посмотрел на ее бледное лицо, на дрожащие руки, которые комкали перчатки, и умолк, только вздохнул тихонько.

Может, кто и позлорадствовал бы, что самоуверенная Елизавета Морозова все же убедилась: и она бывает не права, надо умных людей слушать, а не только на свое воображение полагаться. Выдумала, тоже: дверь в развалинах Вороньего гнезда, да еще железная! А теперь ткнула сама себя носом и убедилась: нету двери!

Но Афанасьич смотрел на нее и жалел от всего сердца. И чувствовал, что для Лизы это не просто ошибка – это нечто большее. Но почему?

– Поехали? – спросил он, стараясь не сбивать на жалостливую интонацию. – Пока еще доберемся…

– Поехали, – кивнула Лиза. – Нет, подожди минуточку, Афанасьич. Выйди, пожалуйста. Я хочу что-то проверить.

«Неужели все-таки до сих пор не убедилась?» – озадачился Афанасьич, но послушался, выбрался из машины и закурил, уверенный, что сейчас Лиза заставит его тащиться в подвал и снова уверять ее, что там нет никакой двери, однако она уставилась на снег и спросила:

– Что ты там видишь, Афанасьич?

Водитель добросовестно наклонился и всмотрелся. Ну, на утоптанной тропке ничего, конечно, не было видно, тропка да тропка, а на снегу смешались две цепочки следов: одни были оставлены женскими сапожками на высоких каблуках – похожими на Лизины, однако совсем маленькими, наверное, тридцать пятого размера, а то и тридцать четвертого, а другие следы оказались козьими.