Сказка четвертая. Про детей Кощеевых - Алёна Дмитриевна

«Не поддавайся эмоциям, когда оцениваешь противника», — учил Кощей.

Коля выглядел нормально. Даже, возможно, достойно. Как надежный, умный парень, с которым вполне можно попытаться что-нибудь построить.

— Что, уже нового нашла? — поинтересовался Коля и дальше произнес то, после чего Демьян решил нарушить завет наставника. — Шлюха.

Демьян сделал очень глубокий вздох и перевел взгляд на Юлю. Она побледнела. И у нее задрожали губы.

— А ты, парень, имей в виду, что ты у нее ненадолго, — продолжил Коля. — И вообще, прежде чем трусы с нее снимать, справку бы сначала попросил, а то…

— Юляш, иди домой, — очень мягко попросил Демьян. — Иди-иди, я потом поднимусь. Давай.

— Дем…

— Иди. Я обещаю, что все разойдутся живыми и нетронутыми.

Еще бы он трогал это… Как потом руки отмывать?

Юля неуверенно посмотрела в сторону двери, а потом качнула головой, давая понять, что наедине она их тут не оставит.

— А ты что за нее решаешь-то? — нахмурился Коля. — Это она из-за тебя что ли со мной порвала, да? Не зря ты мне сразу не понравился, чудила. Личико больно смазливое… Погоди… А ты, значит, и есть тот самый Демьян? Значит, я не ошибся, да? Ты все-таки с ним…

Настолько невесомо, насколько это вообще было возможно, старательно обходя все Юлины мысли, чувства и эмоции, чтобы случайно что-нибудь не прочитать, Демьян коснулся ее сознания и вложил в него всего одну идею: «Просто нужно попасть домой. И все будет хорошо. Иди».

И Юля пошла. Обогнула отчего-то застывшего Колю, не глядя на него, неспешно открыла железную дверь и скрылась в подъезде. Демьян проводил ее взглядом и снова вернул свое внимание к тому, по кому его силы уже успели спеть панихиду.

— Вот теперь поговорим, — разрешил он.

Коля замычал и схватился руками за рот.

— Ах, да…

— Какого…

Демьян улыбнулся. И натянул путы сильнее. А потом щелкнул пальцами, и фонарь, горящий над входом в подъезд, погас. Лампочка, видать, перегорела. Бывает. Спустя мгновение фонарь над вторым подъездом повторил судьбу собрата. Ах, какое совпадение.

Воздух дрогнул, и темнота стала жирнее, гуще…

И одновременно с этим мир вокруг стал очень четким, как это всегда бывало, когда Демьян спускал свои силы с поводка. Силы раскачивались внутри волнами, он ощущал, как они наполняют его и рвутся действовать. Им тоже хотелось поскорее свершить суд. Эта жалкая тварь решила, что вправе открывать свой рот в присутствии той, кто была им дорога. Эта тварь ее напугала. Эта тварь сделала ей больно. Сколько будут сходить синяки? Как-то раз Кощей сказал, что нет плохих методов, когда речь идет о том, чтобы защитить свою женщину. Теперь Демьян понял, о чем он говорил.

Он натянул нити контроля еще туже, ощутил, как забилось в ужасе сознание взятого под чары пут человека — его сознание он специально оставил чистым, Николай должен был в полной мере осознавать все, что с ним происходит — и позвал дружелюбно и ласково:

— Идем.

И Коля пошел, отчаянно сопротивляясь, контужено дергая руками и ногами, но не имея таких сил, чтобы вырваться из-под власти настигшего его темного колдуна.

На прикрытой кронами деревьев детской площадке были установлены старенькие лесенки, карусель, качели и песочница под грибком. Демьян подвел Колю к карусели и шепнул на ухо:

— Садись. Да, прямо так, на колени. А теперь голову ближе. Еще ближе…

В принципе, команды можно было не озвучивать, но цель Демьяна была напугать, а не убить. А для этого стоящий перед ним человек должен был очень четко осознавать, благодаря кому он сейчас делает то, что делает.

— А теперь смотри.

И щелчком отправил карусель в полет. Она завертелась будто центрифуга, металлические прутья перил замелькали перед глазами, сливаясь в единый контур. Демьян присел рядом с Колей на корточки.

— Тут надо быть аккуратнее, — пояснил он. — Видишь, как близко твоя голова. Еще сантиметр, и тебя ударит. А на такой скорости… Кровь, мозги, осколки костей! Ух! А мы же не хотим напугать детишек, которые завтра придут сюда играть?

Он положил ладонь Коле на затылок и слегка надавил, заставляя склонить голову ближе к карусели. Коля сдавленно замычал. Кажется, всхлипнул. Демьян поморщился.

— Запоминай, — произнес он тяжело, и сам неприятно поразился тому, как тяжело, холодно и властно прозвучал его голос. — Если ты еще раз хотя бы подумаешь о Юле, не то чтобы приблизишься к ней, то больше тебя никто никогда не найдет. Если понял, кивни.

Это был даже не кивок. Так, дрыг головой. Но Демьяну хватило. Он поморщился и отщелкнул путы, на всякий случай придержав голову Николая за волосы. А то и правда: кровь, мозги… Если они в этой черепушке, конечно, есть. Николай, снова ощутив власть над телом, предсказуемо качнулся вперед, а потом резко подался назад, отползая от своего мучителя на коленях и что-то бессвязно лопоча. Демьян легко коснулся его сознания, улыбнулся царящей там жути. Он мог бы поискать немного и собрать воспоминания о Юле. Посмотреть, какой она бывает по утрам, когда готовит завтрак, или вечером, когда совсем устала и ложится в кровать. Как выходит из душа, как чистит зубы. Чем занимается после работы, когда не встречается с ним: читает, смотрит сериалы, сидит в телефоне. Собрать в голове этого человека все то, что явно досталось ему по ошибке. Стереть ее из его памяти и сохранить только для себя. Но он не стал. Потому что Юля сама была вправе решать, кому это показывать, а кому нет. Вместо этого он вложил в разум Николая нужную мысль.

— Ты никому не сможешь сообщить о произошедшем, потому что каждый раз, когда ты решишь это сделать, ты будешь испытывать этот страх, — приказал он. — А теперь иди домой.

Коля снова пополз, потом не без труда встал и побежал.

Демьян проследил за ним взглядом до поворота, развернулся и пошел к подъездной двери. Набрал номер.

— Юль, открой, — попросил он.

Приветственно пиликнул домофон. Уже закрывая за собой железную дверь, Демьян опомнился и снова щелкнул пальцами. Фонари над крыльцами вновь загорелись.

Он ощущал необычайный подъем, поднимаясь по лестнице. Силы нужно было снова усмирить, но они так радовались, что им наконец-то дали волю, они хотели еще немного порезвиться, и он тоже не совсем понимал, почему обязан их приструнить. Но надо было… Надо…