Горящая колесница - Миюки Миябэ

Настоящая Сёко Сэкинэ исчезла из этого дома два года назад, семнадцатого марта. Никому ничего не сказала, тихо растворилась без следа. А уже в начале следующего месяца под её именем в квартале Хонан поселилась совершенно другая женщина.

Хомма почувствовал, как в животе что-то перевернулось, медленно стала подступать тошнота.

Да, в чёрном ящике-то, оказывается, не бирюльки какие-нибудь, не счёты, а замысловатой формы лезвие — неловко ухватишь и того и гляди порежешься…

Нобуко Конно смотрела на него так, словно что-то заподозрила. Хомма кивнул на коробку:

— Можно взглянуть?

— Конечно, пожалуйста!

Примостившись у стола для приёма посетителей, он снял с коробки крышку.

— Мебель и всё такое мы частью продали, частью сдали в утиль, а это…

Вещей в коробке было не много. Три магнитофонные кассеты, пять пар дешёвеньких серёжек. Ещё была жемчужная брошка в футляре. Тетрадь для записи расходов, заполненная только на первой страничке (бумага на краях пожелтела). Полис общегражданской медицинской страховки, давно просроченный. Полис действовал до 31 марта 1989 года и зарегистрирован был по адресу этого самого дома.

Ко всему этому имелась ещё потрёпанная книжечка клиента парикмахерского салона и два томика карманного формата. Обе книги были историческим повестями с авантюрным сюжетом.

Странный набор вещей.

— А что на кассетах?

— Вроде бы музыка. Дочка слушала один раз, говорит, что, скорее всего, записано с приёмника.

Кроме вещей, были ещё какие-то бумажки. Вот, например, памятка посетителям районной поликлиники. Часы приёма врачей, план этажей и расположения кабинетов, инструкции пациентам: как записаться на приём, где получать лекарство… Сюда же вложен чек оплаты за медицинское обслуживание. В 1988 году, 7 июля, Сёко побывала у терапевта. Ладно, если бы только это, но на полях шариковой ручкой записан был какой-то телефонный номер.

— А это что? — спросил Хомма у Нобуко. — Вы пробовали звонить?

Нобуко кивнула:

— Да, позвонила. Я думала, что это может быть телефон её знакомых или друзей.

— Ну и как?

Нобуко постучала по коробке с розой:

— Сюда попала!

— Что?

— Это оказалась «Розовая линия». Их телефон — компании, которая торгует по каталогам. Видно, пока Сэкинэ-сан ждала приёма в поликлинике, она полистала журналы и обратила внимание на этот номер, вот и переписала его. А потом, наверное, позвонила туда, и ей прислали каталог.

Хомма снова стал разглядывать крышку коробки:

— Так это торговля по каталогам!

— Ну да, только это не для мужчин. Фирма специализируется на женском исподнем, на всяких там чулках…

— Исподнее — это что?

— Бельё! — Нобуко рассмеялась.

— Значит, эта коробка тоже была в её квартире?

— Да, вот я и сложила туда то, что не поднималась рука выбросить. Украшения эти не продать, а книги выбрасывать не хотелось.

Под больничной памяткой была другая бумажка. Это был рекламный листок кладбища с цветными фотографиями. Кладбище находится в Уцуномии, называется «Вечнозелёный сад».

— Уж не собиралась ли Сёко Сэкинэ купить место на кладбище, когда умерла мать?

— Наверное, хотела сделать матери могилку… — предположила и Нобуко.

— Так вы знали, что у неё мать умерла?

— Конечно знала! Ведь мать была её поручителем, когда она к нам вселялась. Сэкинэ-сан мне сразу сообщила, что мать умерла, когда это случилось.

— Говорят, несчастный случай?

Нобуко поморщилась:

— Вроде бы пьяная упала с лестницы где-то возле дома, ступени были каменные…

— Это случилось в Уцуномии?

— Да, её мать жила там, одна. Она работала, бодрая ещё была женщина…

— Сэкинэ-сан горевала, когда потеряла мать?

— Да это же для неё было настоящее потрясение! Они, видно, с матерью дружно жили.

«Видимо, так, — подумал Хомма, — ведь если бы настоящая Сёко Сэкинэ действительно не ладила с матерью и не хотела даже появляться в родном городе, то зачем бы ей селиться в Кавагути, откуда до Уцуномии рукой подать, прямая ветка. Если исходить из человеческой психологии…»

Кадзуя говорил, что его Сёко не хотела даже говорить о родном городе. Но ведь это была уже «подменная» Сёко. Нечего и сомневаться в том, что Сёко-двойник даже не помышляла о поездке в Уцуномию, и упоминаний об этом городе не выносила. Вполне понятно.

Укладывая на место содержимое коробки, Хомма попросил:

— Вас не затруднит ещё немного подержать это у себя?

— Хорошо. А если бы вы сообщили нам, когда отыщете госпожу Сэкинэ…

— Сообщу непременно.

— Всё оставляете? — решила уточнить Нобуко, указывая на коробку.

— Разве что кассеты возьму, можно?

— Как хотите. Можете их послушать.

Укладывая вещи в коробку и закрывая крышку с надписью «Розовая линия», Хомма поинтересовался, просто на всякий случай:

— А в квартире Сэкинэ-сан не было каких-нибудь старых фотографий, школьных альбомов?

Нобуко покачала головой:

— Если бы были, я бы сохранила, не сомневайтесь. Но ведь такое люди берут с собой, даже когда тайком переезжают в неизвестном направлении, ведь это память. Верно ведь?

— Да, верно.

С разрешения Нобуко Хомма переписал из жилищного контракта прижизненный адрес матери Сёко Сэкинэ, который значился в графе «поручитель».

— А фотографии госпожи Сэкинэ у вас нет?

— Нет, у меня с жильцами деловые отношения, ничего личного.

— А может быть, с кем-то из соседей она была дружна?

Нобуко задумалась:

— Ну, как бы там ни было, сейчас уже в доме никого из тех, кто жил при ней. У нас люди быстро меняются.

Да, это дело Нобуко — стараться, чтобы люди менялись быстро. Ведь от новеньких каждый раз поступает так называемый «взнос за получение ключа».

— А вы не пробовали после её исчезновения звонить ей на работу? В бар «Лахаина» в Синбаси?

Нобуко опустила глаза на свои папки и нехотя ответила:

— Да, я звонила. В баре тоже удивились. Как да почему… Неужели, мол, и у нас она больше не будет работать…

— И она действительно оставила работу…

— Да, они мне потом звонили, что она не пришла в понедельник. Она у них не получила часть зарплаты, так деньги и пропали…

Хомма опять почувствовал приступ тошноты. Теперь уже он не сомневался: настоящая Сёко Сэкинэ исчезла не по своей воле, ей помогли.