Воин пяти Поднебесных: Пророчество - Уэсли Чу

Сали подумала: скоро она привлечет любопытные взгляды, и тогда весть о ее прибытии быстро разлетится. Люди устремятся сюда толпами, чтобы посмотреть на нее. Воли Хана — числом двенадцать — представляли собой части его души и считались продолжением его существа. После смерти Хана обязанностью каждой Воли было вернуться и присоединиться к нему в месте его упокоения — в святилище Вечной топи. Только после их воссоединения Хан обретал целостность и мог успешно воплотиться в следующей жизни, чтобы и дальше вести свой народ к спасению.

Копья Башен принялись расчищать дорогу, но это было излишне. Несметная толпа расступилась перед Сали. Большинство — если не все — прижимали кулаки к сердцу, когда она проходила мимо. Сали отвечала тем же, неотрывно глядя вперед и избегая смотреть на жалких бедняков. Для человека ее положения было неприемлемо глазеть на простолюдинов.

Наконец, после мучительного прохода через лагерь беженцев, показался крайний кокон Шакры. Под ним толпа была еще плотнее, чем в поле. Казалось, большинство собравшихся чего-то ждали. Сали не знала, чего именно, пока сверху не опустился большой подъемник. Беженцы, до тех пор стоявшие спокойно, начали толкаться, отчаянно пытаясь занять на нем места.

Стражи, сопровождавшие Сали, тоже принялись толкаться, пуская в ход щиты и дубинки, чтобы разогнать людей. Поначалу толпа, казалось, одолевала, но постепенно Копьям Башен удалось ее оттеснить. Сали с раздражением прищелкнула языком. Как она ни старалась, трудно было не обращать внимания на скулеж и мольбы.

Стража остановилась у подъемника. Сали помогли слезть с лошади. Колени у нее подогнулись, когда она ступила наземь, но, опершись одновременно на лошадь и на командира отряда, она умудрилась все-таки не ткнуться носом в землю. Командир попытался помочь ей со снаряжением, но Сали решила, что этого не потерпит. Почетное сопровождение само по себе было позором. Если кто-то еще и понесет за нее вещи, она никогда не сможет взглянуть в лицо подчиненным, не говоря уж о товарищах-Гадюках. Цзяминь не позволил бы Сали об этом забыть.

Она забросила суму на плечо, ласково похлопала кобылу и передала повод командиру отряда.

— Хорошая лошадь, но иногда горячится. Годится для путешествий, не для войны.

Командир кивнул, сжимая повод.

— Я прослежу, чтобы ее вознаградили хорошей работой, прежде чем она накормит своим мясом людей.

Катуанцы, за немногими исключениями, не приписывали личных черт ни животным, ни предметам. Кобылу просто называли бы кобылой, как и собаку — собакой. Любой инструмент, будь то лошадь, молоток или меч, просто выполнял свою задачу. Незачем было наделять его человеческими качествами.

Сали в последний раз почесала савраску за ушами. Ей нравилась компания этой лошади — терпеливого и кроткого создания, куда более покладистого, чем темпераментные и упрямые боевые кони, к которым привыкла Сали.

— Пусть твои плодотворные труды продолжатся, — сказала она лошади, повернулась к кокону и остановилась. — И еще кое-что, командир. Не разводите больше костров на земле. Придумайте что-нибудь другое. Тяжелые времена не оправдание для святотатства.

Она медленно взошла на подъемник, чувствуя на себе взгляды сотен глаз и видя протянутые руки людей, которые молили о позволении сопроводить ее в город. И вновь Сали выразила уважение к сородичам, приложив кулак к груди.

Наверху ее ждал мужчина, сплошь заросший бородой. Сали улыбнулась и коснулась ладонью его щеки, он сделал то же самое. На мгновение их лбы соприкоснулись.

— Здравствуй, Джамса.

— Шакра радуется твоему Возвращению, Воля Хана.

— Перестань.

На лице бородача появилась кривая улыбка, и голос наконец зазвучал задушевно:

— Сали, дитя моего сердца, я скучал по тебе. Я боялся, что по пути домой с тобой что-то случилось.

— Последний годовой цикл всегда суров, шаман, — сухо ответила Сали. — Наш Хан выбрал не лучшее время, чтобы умереть.

— О да. Я рад, что ты блюдешь свои священные обеты, Сали.

А разве у нее был выбор?

Он жестом позвал ее за собой к веревочному мосту.

— Идем. Ты, наверное, устала. Перед ритуалом нужно отдохнуть.

— Сколько человек уже прибыло? — спросила она.

— Не считая четверых, которые скончались прежде Вечного Хана, трое сгинули, когда мы пытались вызволить его тело. Их так и не нашли — и, боюсь, не найдут. Искатели Души стараются изо всех сил, однако на поле боя страшный разор. Еще двое прибыли несколько недель назад и уже присоединились к Целому. Двое, не считая тебя, пока остаются в мире — Молари и Поли.

— Отведи меня к нему, — потребовала Сали.

Джамса поколебался.

— Ты проделала долгий путь. Удостой Шакру чести пустить тебя к своему очагу. Церемония может подождать несколько дней.

Сали покачала головой.

— В голове у меня такой стук, что зубы вот-вот вылетят. Мне не нужны почтительные зеваки. Я хочу одного — сегодня же вечером упокоиться с миром.

На лице шамана на мгновение мелькнула печаль. Он, казалось, уже собирался отказать — а потом кивнул.

— Твоя верность долгу делает честь тебе и покрывает позором меня, Воля Хана.

Джамса миновал вместе с ней крайний кокон, на котором, как и на анкарском коконе, находились стойла и караульня. На другом конце высились массивные башенные арбалеты. Сали всегда об этом жалела. Шакра была вооружена лучше прочих городов, но, поскольку считалась святыней, никогда не участвовала в бою — во всяком случае, на памяти Сали. Разумеется, до создания Священной косы и войны с народами Чжун катуанские города порой сталкивались друг с другом и дрались, пока самый мощный не становился во главе племен Катуа.

Они перешли на следующий кокон, где стояли кузни и мастерская жестянщика. Отсюда мостик расходился на три стороны. Как во всех катуанских городах, каждый кокон ехал по Травяному морю на гусеницах, движимых паровыми механизмами, установленными на нижних ярусах. Все коконы были соединены, и жители могли перейти из одной части города в другую; при необходимости каждый кокон мог отделиться от соседних и вновь соединиться с ними, когда нужно.

Сали охватили воспоминания, пока они с Джамсой шли через Черный город. Вождь Незры, Фаалан, приходился Сали дядей, и в ее роду было немало Бросков Гадюки, поэтому Сали в детстве часто бывала в столице. Она вспомнила, как целыми днями бегала по этим самым мостикам с Цзяминем, Мали и детьми других вождей. Они неудержимо хохотали, когда случайно опрокидывали тележки, и докучали стражам, гоняясь друг за другом по городу, напоминающему паутину. Бедная Мали всегда отставала. Сали признала, что нередко пренебрегала сестрой. Цзяминь, напротив, был неизменно заботлив и не забывал посадить Мали на закорки.

Это были счастливые времена, когда непрерывная война казалась такой далекой. Большинство товарищей детства Сали, как она сама, выбрили себе виски и пошли путем своего клана — а значит, многие из них уже были мертвы. Сали видела, как призраки прошлого, смеясь, носятся по городским мосткам, по которым она шла в одиночестве.