Зимняя война 1939-1940 гг. - Гордон Франк Сандер

Затем мы проехали поворот дороги и увидели весь ужас поля боя. На мили лес вокруг был усеян телами солдат и лошадей, разбитыми танками, полевыми кухнями, артиллерийскими передками, картами, книгами и предметами одежды. Тела замерзли и были тверже стали. Все замерзли в съежившемся положении. Нетрудно представить себе страдания этих солдат на морозе».

Убийство также повлияло и на убийц, как отметил Джоффри Кокс, один из репортеров, посетивших поле боя. Он увидел солдат Сииласвуо, возвращавшихся с поля боя. «Это была сцена, которую я наиболее живо помню со всей финской войны», — написал он.

«Навстречу нам шел поток солдат, которые участвовали в сражении, они шли на отдых, а вместе с нами на фронт шли свежие части. Солдаты шли с фронта на лыжах, пешком, группами по четыре и пять солдат на санях, которые тянули пони. «Молотов», — кричали они, указывая на пони, и хохотали. Другие ехали на грузовиках. Их маскхалаты были грязные, в пятнах. Винтовки были заброшены за спину.

Их лица были лицами мужчин, которые видели ужасные вещи и смотрели в глаза смерти много дней подряд. У многих щеки и лбы были черными от пороха. Почти у всех были темные, неподвижные, усталые глаза. Они были небритые, с задубевшей от мороза кожей. Некоторые выглядели стариками. Другие просто смотрели в одну точку или механически шли на лыжах, с застывшими лицами».

В героическом бою, который пленил воображение всего мира за какой-то месяц войны, крошечная Финляндия отбивает атаки армий страны в пятьдесят раз больше ее на импровизированной линии обороны, где белый арктический снег стал багровым от русской крови.

Ассошиэйтед Пресс, 15 января 1940 года

На Карельском перешейке война идет в основном в форме подкопов и мелких стычек. Этот участок фронта напоминает Западный фронт больше всего.

«Таймс» (Лондон), 19 января 1940 года

«Ничего существенного на фронте». Весь декабрь, когда две армии сошлись в бою на линии Маннергейма и далее на севере, а красный паровой каток постепенно остановился, анонимный автор советских ежедневных военных сводок, как робот, писал те же самые слова:

«Ничего существенного на фронте».

После Толваярви: «Ничего существенного на фронте». После Суммы: «Ничего существенного на фронте». После Суомуссалми: «Ничего существенного на фронте».

Но нельзя сказать, что часто преувеличенные сводки финского Верховного главнокомандования тоже были примером правдивости. Но финские ежедневные сводки имели хотя бы какое-то отношение к реальности (хотя реальность эту подвергали жесткой цензуре).

Но в середине января, когда бои на перешейке прекратились, коммюнике обеих сторон начали напоминать друг друга. Так, 9 января финская армия выпустила самое короткое коммюнике войны:

«Сухопутный театр — помимо деятельности разведгрупп, 8 января прошло тихо на всех фронтах.

Море — действий нет.

Воздух — на воздушном фронте ничего заслуживающего упоминания».

Так начался перерыв между двумя актами войны, известный также как «январское затишье». Если можно сказать, что это было «счастливое время» или «хорошее время» во время финской войны — по крайней мере, с финской точки зрения, — как раз в этот период оно и было. Эхо побед при Суомуссалми и дороге Раатте все еще звучало в ушах нации.

* * *

Коллега Коулс, Джоффри Кокс, все еще очарованный Рованиеми, тоже направился на юг, покинув город с неохотой в начале февраля. Он вернулся в Хельсинки как раз перед началом ожидаемого русского наступления.

За несколько дней до отбытия Кокс посетил самое известное и красивое место всего муниципалитета — лыжный трамплин на окраине города. Спортивное сооружение теперь служило постом воздушного наблюдения. У подножия вышки стояла маленькая хибара, где две лотты пили кофе перед началом тяжелой двухчасовой смены на вышке.

Ставший к тому времени закоренелым финнофилом журналист нашел это место самым вдохновляющим во всем в городе, и самым холодным. Но это его не смущало, особенно после того, как он встретил на вершине трамплина симпатичную парочку — молодую лотту из Виипури и такого же молодого, четырнадцатилетнего часового с винтовкой.

«Я забрался на высоту 200 футов (320 метров) по качающейся, скрипящей деревянной лестнице. Наверху ледяной ветер пронизывал насквозь, а сила его была такая, что казалось, что взрослый мужчина тянет вас за рукав. На верхней платформе, откуда начинали разбег лыжники, стояла семнадцатилетняя девушка с покрасневшими от ветра щеками, с красивой прической, убранной под серую ушанку. Она стояла в огромной шубе из козьей шкуры, в одежде Робинзона Крузо.

Эта лотта с красивой прической была родом из Виипури. Получилось так, что она была в гостях у сестры в Рованиеми, когда началась война, и она записалась добровольцем в наблюдатели. Три раза в неделю, восемь часов в день, смены по два часа через два, она стояла на вышке. Каждую секунду она была готова позвонить вниз, если появлялись самолеты противника. Теперь они прилетали каждый день. Ее усердный молодой часовой должен был охранять ее от советских пулеметов».

* * *

Уже увидев тысячи лотт на службе, международная пресса впечатлилась ими не менее, чем боевыми частями финнов на фронте. Вот как описывал их организованный американский журналист Леланд Стоу, который начал писать о войне в середине декабря:

«Финские женщины стали уникальным и удивительным фактором, — писал Стоу, чьи финнофильские статьи появлялись в «Чикаго Дэйли Ньюс» и сотнях других американских газет. — Их организация «Лотта» была основана вместе с Республикой, и уже двадцать лет девочки с десятилетнего возраста и женщины до шестидесяти лет обучаются различным военным делам.

Были лотты-сиделки, лотты-снабженки, лотты-пожарницы, лотты — сотрудницы столовых, лотты такие и лотты сякие. Некоторые служили поварами на учениях армии уже многие годы, и мы видели их, тихо и с улыбкой исполняющих свой долг на всех фронтах войны. Многие другие молодые лотты, некоторые еще подростки, служили наблюдателями на крышах водокачек и других зданий, проводя часы, наблюдая за русскими самолетами на парализующих температурах минус двадцать пять и минус тридцать пять градусов ниже нуля.

Везде, где мы их видели, эти восхитительные финские женщины подавали пример преданности делу. Не думая о славе и с естественностью жен и детей первопроходцев, финские женщины взяли на себя мужскую работу, освободив тысячи мужчин для сражений на фронте.

Я уверен, что ни одна война — и, конечно, ни одна современная война — не видела столь большого вклада женщин, как в обороне Финляндии. В этом смысле мне на ум не приходит ни одна другая нация, которая сражалась бы с таким единством. Нацисты — даже их организованные немецкие женщины — не работали так много. Финны же делали это демократично, по призыву сердца. Женщины всего мира должны видеть во всех финках пример патриотизма, подкрепленного делами».