Белая фата для Алисы - Ирэн Бург

— Отдай! — Она выхватила из его рук блокнот и с силой запихнула в свою холщовую сумку, на длинном ремне.

— Извини, что без разрешения. Любопытно стало. Меня всегда привлекало волшебство творчества. Из ничего — целый мир возникает. А ты настоящая фея с волшебной палочкой. Меня прямо околдовала.

— Ну что ты такое говоришь, Кевин?! И вообще… Что тебе от меня нужно?

— Ты сама.

Алиса вспыхнула.

— Зачем я тебе? Пополнить коллекцию? Николь, Глория, еще пара-тройка разбитых женских сердец. Или я ошибаюсь в своих подсчетах? Разбитые сердца можно считать десятками? Или сотнями?

Кевин взял ее руки, крепко сжал их и, глядя прямо в ее расширившиеся зрачки, спросил:

— Алиса, кто тебя обидел? Кто заставил тебя постоянно держаться так, как будто ты держишь оборону?

Она вырвала свои руки из его ладоней и, пряча глаза, отвернулась.

— Почему ты так считаешь?

— Не знаю… Мне просто кажется, что ты боишься. Я прав?

— Кого мне бояться? Тебя? — Она хмыкнула и подняла подбородок, делая вид, что разглядывает распростертые над ними ветви дерева. — Никого я не боюсь. Ни тебя, ни твою Глорию.

— Ты боишься саму себя.

Она вздохнула. Покачала ногой и снова вздохнула.

— Посмотри на меня. Ну?

Поколебавшись, она подняла на него глаза. Спина — доской, пальцы сжаты, челюсти сомкнуты. Во всем ее облике — настороженность. Он провел рукой по ее спине.

— Разожми кулаки, расслабь спину, чуть округли плечи, улыбнись… Ну, будь умницей, расслабься.

Она передернула плечами, сбросив его руку.

— Отстань от меня.

Его рука снова оказалась между ее лопаток.

— Снова спряталась. Тук-тук. Ну-ка, выскочи из своей коробочки. Мне так и хочется разбить твой дурацкий футляр, в который ты всякий раз прячешься, когда чего-то опасаешься. Ты даже не знаешь, какой бываешь милой, когда не ждешь никакой угрозы. Ну же… — Он похлопал ее по спине. — Где наша милая Алиса? Куда спряталась? Тук-тук… Немедленно вылезай! Ну что за бука! — Кевин сдвинул брови, надул щеки.

— Какой ты странный. — Алиса улыбнулась, но тут же, как будто поймала себя на слабости, снова нахмурилась.

— Тебе больше идет, когда ты веселая. Улыбка особенно тебе к лицу. Тогда ты очень красивая.

— Перестань. Нашел себе красавицу мисс Вселенная. Я что, не смотрелась в зеркало? Бывают в сто раз красивее меня, — смутилась она, отворачиваясь от него.

— Ага, ноги — чтобы прямо из шеи росли, талия, как у осы, грудь, чтобы выпадала из лифчика. Глаза голубые, рост два метра, кожа — идеально чистая и розовая, как персик…

— Ну да, без веснушек.

— Знаешь, что меня в тебе привлекает больше всего?

— И что? — Она не сводила с него внимательного взгляда.

— Ты — живая, откровенная. В тебе все настоящее: твои глаза, уши, твой носик, твои чудо-веснушки, твои волшебные руки и ноги с содранными коленками, выразительное лицо и приятный голос. Мне нравится, как ты молчишь. Я обожаю, когда ты смеешься. И даже как сердишься. Все мне в тебе нравится. Ты настоящая.

Алиса опустила голову. Заметив, что одна из пуговиц на ее блузке расстегнулась, она аккуратно застегнула ее. И тут же беспомощно рассмеялась.

— Естественно, я не выдуманный, какой-нибудь ходульный персонаж из мыльного сериала. Я живой человек, из плоти и крови. А что, бывает иначе?

— Ты еще удивляешься! Да сплошь и рядом. У меня иногда складывается ощущение, что очень многие люди скроены по одному лекалу, с вложенными внутри одними и теми же чипами и схемами, с одной и той же программой.

— Не понимаю.

— Лишний раз это доказывает, что ты — не такая, как все.

— А Николь? А Глория? Они как? Они по твоим меркам какие? — с вызовом спросила она.

Кевин глубоко вздохнул.

— В Николь есть и то, и другое. Но с каждым разом в ней все больше становится чего-то наносного, лишнего, того, что сейчас называют гламуром. Николь обязательно нужно подтверждение, что она самая-самая, лучшая из лучших. И, соответственно, чтобы рядом с ней был опять же самый лучший мужчина, настоящий супермен. Чтобы цветы — наисвежайшие, ресторан — самый престижный, одежда — из последней коллекции самого модного дизайнера. Но кому, скажи, под силу постоянно поддерживать амплуа самого-самого? Первый ее муж с трудом продержался год, второй оказался более выносливым, почти три года пыжился изо всех сил, но все же удрал. Я уж не стал говорить Николь, что видел Бенджи с новой подружкой. Милая такая девушка, отнюдь не глянцевая красотка, но мне понравилась, славная такая. Они ждут ребенка. Бенджи доволен до чертиков. А Николь не понимает, что мужчина не может постоянно держать экзамен на звание мистер Лучший Из Всех. Любому мужчине хочется, чтобы в семье ему было уютно, чтобы он мог наслаждаться простыми семейными радостями вроде сытного обеда, футбольного матча по телевизору, прогулки с ребенком. Николь этого понять не хочет. Для нее важнее другое: ее талия, грудь, престиж… Ты хочешь знать, почему я некоторое время встречался с Глорией?..

— Нет, не хочу, — энергично замотала головой Алиса.

На самом деле ей было небезынтересно узнать, что связывает Кевина с Глорией. И в то же время она опасалась, что его откровения причинят ей боль.

— Ты действительно ничего не хочешь узнать о Глории?

— Мне все равно.

— А мне совсем не все равно. Сегодня я почти всю ночь не спал, все ворочался с боку на бок, мысли не оставляли меня. Я думал, почему мне так с женщинами не везет…

— А тебе не везет? Ты не лукавишь? Вряд ли ты обделен женским вниманием, — съязвила она.

— Вниманием не обделен, в том-то и дело. Только не то внимание, что мне нужно. С детства я имел все, что мог пожелать любимый ребенок своих родителей. И уже тогда я понял, что для многих из тех, кто хотел со мной дружить, не я сам по себе был нужен, а мой, допустим, велосипед, или компьютер, или пони… И даже, может, не все эти дорогие игрушки, но главное — попасть в телевизор. Ведь я сын того самого Ламберта и знакомство со мной может стать началом наиуспешнейшей кинокарьеры. Скажу тебе, у них на то были свои резоны. До двенадцати лет мы с одним парнишкой дружили, не буду называть тебе его имени — сейчас он вполне известный актер — так вот, однажды, когда мы с ним у меня дома играли в солдатиков, у нас были гости. Кто-то из Голливуда. Моего дружка заметили, пригласили на пробы, стали снимать. Уже в тринадцать он стал знаменит. Зато у меня началась адская жизнь. Все, кто попадался мне на пути, знали, что сын того самого Ламберта может кое-что сделать для них. Меня стали воспринимать только как наживку, трамплин для удачной карьеры. Наконец это все меня достало.

— Наживка, говоришь… Ага… — Она почесала переносицу, в ее глазах мелькнул задорный огонек. — А если я тоже хочу в телевизор, а? Если я, когда с тобой танцевала, уже думала: а вдруг ты пристроишь меня в какой-нибудь сериал, или шоу, или… даже не знаю что…