Марсельская сказка - Елена Букреева

великому роману… А кем я была здесь? Беглянкой. Девушкой без имени, без пистолета и даже без обуви.

— Но ты ведь не оставишь меня здесь? — с болезненной надеждой взмолилась я. — Ты спас меня. Я тебе доверяю. Твои условия… я заплачу тебе намного больше, только не оставляй меня здесь одну.

Вот оно. То, чего я ждала. Борьба. Она тенью легла на его лицо, и без того спрятанное за козырьком фуражки, и мне стало до одури любопытно, что вообще могло заставить его сомневаться. Другой на его месте не стал бы спасать меня там, на посту у Бенуа — напротив, он воспользовался бы этим, как шансом наконец от меня отвязаться. Неужели всё из-за денег? Или застарелая рана, связанная с чувством долга? Быть может, когда-то он отказался помочь кому-то, и это обернулось трагедией? Я пристально следила за каждым изменением на его лице, нервно ожидая ответа.

Наконец, наши взгляды встретились.

— Я уже озвучил тебе ответ. Я помогу тебе, но лишь в том случае, если ты не будешь задавать мне сотни вопросов, трепаться почём зря, не станешь пытаться меня соблазнить, будешь слушать и делать всё, что я тебе скажу, назовёшься другим именем и не посмеешь воротить нос от еды, ночлежки и людей, которых мы встретим на своём пути.

Кровь отлила от моего лица. Конечно, я была глубоко поражена его хамством и самодовольством, но изо всех сил не подавала виду — лишь крепко сжатые кулаки говорили о моем негодовании. Ах, а сколько ругательств, сколько угроз и проклятий готовы были в любую секунду сорваться с губ в адрес этого самодура! Но вместе с тем облегчение охватило меня, я едва не бросилась ему на шею, едва не завопила от счастья. Однако мне нужно было проявить терпимость, ухватиться за эту соломинку спасения, ведь я бы не справилась в одиночку, какой бы сильной и ослепляющей ни была моя вера в себя.

И, отправив восвояси все самые противоречивые чувства, я лишь елейно пролепетала:

— Что-то ещё?

Он посмотрел на меня, как на самое глупое создание во Вселенной, и покачал головой. Вероятно, его скудной фантазии хватило лишь на это, чему я была безмерно благодарна — я бы просто не выдержала очередного условия, бьющего по моей самооценке и втаптывающего меня в грязь.

— И что теперь? — когда молчание затянулось, нетерпеливо спросила я.

— Я просил не заваливать меня вопросами, — он фыркнул. — Теперь мы идём в дом матери Фабриса. Тебе надо подыскать одежду, эта никуда не годится. Заодно и мои вещи заберём.

— С ума сошёл? Дом в этой же деревне? Да эти сволочи же каждый двор вверх дном перевернут, чтобы меня найти!

— Не перевернут. У Зоэ безопасно. А у нас будет около двух часов, чтобы покинуть деревню.

С ног до головы оглядев своего спутника, я в подозрении сощурилась.

— Занятно. Говоришь так, будто больше не вернешься сюда.

— У тебя будут еще вопросы? Или ты умолкнешь, наконец?

Все внутри меня затряслось от раздражения. Боже, как же хочется снова отвесить ему пощечину! И не одну! Прежде никто не осмеливался говорить со мной в таком тоне, а теперь будто бы вся грубость, вся желчь и всё хамство мира обрушились на меня в лице этого негодяя! Щёки мои раскраснелись от сдерживаемой злобы, и я рявкнула:

— Я вверяю тебе свою жизнь, разумеется, у меня есть еще с сотню вопросов! А ты даже имени моего узнать не хочешь!

Он посмотрел на меня с самым непроницаемым выражением во вселенной, будто ждал, когда моя злость поутихнет. Я сделала несколько глубоких вздохов, сосчитала до пяти и посмотрела вдаль, успокаиваясь. Узкая дорога, проложенная между старыми домиками, будто настроенными друг на друга, держащимися вместе, как оборона от неизвестного врага, уходила в самую глубь не меняющихся пейзажей. И всё же она манила меня обманчивой надеждой на свободу, она обещала большее, обещала вернуть мне всё, что у меня забрали…

— Успокоилась? Мы можем, наконец, отправиться в путь? Или сядешь здесь и будешь бандитов ждать?

— Как далеко нам идти? — голос мой дрогнул.

Реми несколько секунд помолчал и двинулся вперёд, бросив через плечо:

— Её дом в конце деревни.

Я так и осталась стоять, привалившись к столбу. Возмущение бурлило в крови, грозясь вырваться наружу не самыми лицеприятными выражениями, пока я стояла здесь, сверля его спину разгневанным взглядом. Держи себя в руках, Эйла. Ты справлялась с вещами и похуже.

Для начала нужно было как-то начать идти без опоры. Я попробовала переместить вес на носок раненой ноги, но тотчас вскрикнула от боли — вероятно, от пореза распухла вся ступня. Нет, это просто какое-то безумие. Почему я должна стоять здесь и решать, как мне добраться до дома, между прочим, в самом конце деревни, когда есть этот здоровяк? Да пошёл к черту он и его «условия»!

Судорожно вздохнув, я прокричала:

— Эй! Я не могу идти! Мне больно!

Реми что-то ответил, я точно слышала это недовольное, а может быть, насмешливое бормотание, но всё же не обернулся. Я насупилась и воскликнула ещё громче:

— Ты слышишь меня? Почему бы тебе не вернуться и не помочь мне?!

История повторялась: я снова стояла в одинокой панике и пыталась до него докричаться, а он уходил, с каждым своим широким шагом увеличивая расстояние между нами. Меня всю затрясло от гнева и возмущения, и я наклонилась, подбирая с дороги небольшой камень, чтобы бросить его рядом с этим хамом, привлекая к себе внимание, но, вероятно, недооценила свои силы — удар пришёлся в точности по его затылку.

— Чёрт подери! — ругнулся Реми, снимая с себя фуражку и потирая ушибленное место.

Он обернулся, и моему взору предстала копна слегка вьющихся и непослушных светло русых волос. Без фуражки Реми выглядел иначе, он был совсем другим человеком, внезапно помолодевшим, хотя я до сих пор не могла дать ему меньше тридцати, и уже не таким серьёзным и раздражающе холодным. И хотя на лице его отразились все виды гнева, я не могла невольно не залюбоваться им.

— Что ты делаешь?! — грубо гаркнул он, надвигаясь прямо на меня. Я вздрогнула, отдёрнув себя от неуместных мыслей. — Что за детские выходки?

— Как, по-твоему, я должна добраться до этого несчастного дома? На одной ноге? Ты должен мне помочь, а не вести себя, как последний нахал!

Остановившись передо мной, Реми вздохнул и провёл пятерней по своим густым волосам.

— Я тебе ничего не должен. Ты не понимаешь? Времени у нас мало, они могут вернуться