Эдик. Путешествие в мир детского писателя Эдуарда Успенского - Ханну Мякеля

Проблема разрешилась несколько неожиданным образом:

«Седов подкарауливал меня несколько дней. Но тогда меня спас другой уже почти полупреступник — Казаков. Он только крикнул Седову: «Успенского не трожь!» Это был непреложный приказ. А все из-за того, что я однажды неделю ходил к Казакову домой, когда он не появлялся в школе, беседовал с его матерью, уговаривал парня вернуться в класс и занимался с ним математикой».

6

Что, собственно, человек помнит о своем детстве, большие образы или мелкие детали? То, что действительно происходило, или же то, чего с возрастом хочется, и поэтому веришь, что оно и происходило? Об этом я часто спрашиваю себя, а теперь о том же следует спросить Эдуарда, а также его близких. Поэтому я осведомляюсь у Толи, найдутся ли такие люди, которые помнят хоть что-нибудь о детстве и школьных годах Эдуарда. Толя размышляет какое-то мгновение и находит одного ныне живущего. Виктор Приходов, чье имя мелькает также в осколках собственных мемуаров Эдуарда, ухватывается за мою просьбу и пишет два листа своих воспоминаний. И Толя — по своему аккуратному обыкновению — отправляет их наземной почтой мне.

По-прежнему доставка почты из Москвы может длиться все те же три, а то и четыре недели. Теперь, однако, дело уже не в цензуре и ее плохом знании языков и вообще грамотности, а в том, что инфраструктура бывшего и опять строящегося силового государства все еще в сильном упадке. Правда, почту принимают, ее регистрируют и обрабатывают, как вообще заведено на почтах. Я побывал в том отделении, которое находится ближе всего к Толе; оно имеет деловой и официальный и даже бюрократический вид. Но на этом продвижение письма или посылки часто останавливается. Куда-нибудь на большой склад отправление пожалуй все же доставят, в сортировочный центр, откуда кто-нибудь когда-нибудь возьмет его и положит в какую-нибудь корзину, которая в итоге попадет когда-нибудь куда-нибудь на платформу автопогрузчика, а оттуда когда-нибудь в автомобиль или в поезд или в самолет. И наконец, отправление попадет в Финляндию (по крайней мере, заказное). Но для меня медленность уже не имеет значения. Для быстрых дел существует электронная почта и телефон, а у добывания воспоминаний о детстве и юности Эдуарда нет графика, нет спешки, только потребность.

Так что, я, по сути дела, бываю приятно удивлен, когда через несколько недель получаю почтовое отправление, а в нем — напечатанная на старой машинке рукопись. В бандероли была неизвестная мне детская книга Эдуарда, а к ней прилагался кусочек мемуаров Виктора Приходова. Я уже успел совершенно забыть, что Толя обещал прислать и то, и другое.

Рукопись содержит литературные письма Эдуарда дочери Тане, с их помощью он рассказывает о своих школьных годах. Речь идет о своего рода романе в письмах. Воспоминания те же, о которых он уже написал и мне. А из мемуаров Приходова я узнаю, что та школа, в которую они вместе ходили, была первой, построенной в Москве за время советской власти. Называлась она просто — школа № 56, и то же школьное здание все еще на месте и служит по своему первоначальному назначению. Эдуард выступил даже на ее 80-летнем юбилее. Раньше это была школа только для мальчиков, сейчас, разумеется, нет. Здание хорошо сохранилось, и в своем роде все еще роскошное.

Приходов познакомился с Эдуардом, придя в седьмой класс в 1951 г. Эдуарду, значит, было почти четырнадцать лет.

Приходов вспоминает, что Эдик, как его называли, был вообще учеником средним, но математические способности были поразительные. Сам Приходов учился потом в Московском университете на физическом факультете, закончил его и всю свою жизнь работал в области экспериментальных естественных наук. Но тем из них, кто блистал в школе, был Эдуард. Виктор Приходов не попал при отборах на математических олимпиадах даже на второй тур, а Эдуарда выбрали представлять школу, и он в конце концов вышел в победители. Эдуард получал призы и почетные грамоты, на которых начертали свои имена самые знаменитые русские математики того времени.

Значит, была в Эдуарде какая-то действительно исключительная одаренность. Мальчика, который не слишком старательно делал уроки, а в классе занимался своими делами, вызвали однажды к доске доказать какую-то теорему. Эдику кое-как подсказали, о какой теореме идет речь. И когда теорема была нацарапана на доске, он взглянул на нее, тут же решил и еще рассказал, как пришел к правильному решению.

Это, похоже, произвело на способного физика впечатление на всю жизнь.

А еще вот это:

«Эдик, у которого были экономические трудности, согласился пойти на вступительные экзамены в МИФИ (Московский инженерно-физический институт) за другого ученика. На экзаменационную бумагу Эдик приклеил свою фотографию. А затем пошел и получил за экзамен, сданный им под чужим именем, крепкую пятерку. Преподаватель спросил у него, какая отметка у него по математике в школе. Эдик сказал: «Пять». На что институтский преподаватель воскликнул: «Это заслуженная пятерка!»

Сам Эдуард также вспоминает эту историю, но иначе, что мы позднее сможем заметить. Рассказ Виктора Приходова продолжается:

«Стоимость конечного результата претендент и Эдик согласовали между собой в десять рублей. Но было только три рубля. На них они купили бутылку кефира и выпили ее вместе. И Эдик простил свою экономическую потерю».

Не хлебом единым… Так мальчик рос, так он вырос мужчиной, верным себе. А еще так: дело в том, что последняя картина-воспоминание Приходова рассказывает о борьбе душ, которая позднее повторилась почти без изменений в жизни Эдуарда с другими институтами и людьми. Директором школы был Петр Сергеевич Окуньков. Он был хорошим, но строгим учителем. И вот однажды произошел такой случай:

«По какой-то причине Эдик мешал ходу урока. Петр Сергеевич молча подошел к Эдику, взял того за плечо и повел выставить за дверь. Эдик не хотел уходить и противился, начал драться с директором, но в конце концов потерпел поражение и оказался в коридоре. Через несколько дней на доске объявлений повесили решение собрания педагогического коллектива, касающееся этого дела, за подписью директора П. С. Окунькова. Эдик незаметно вписал между П и С букву «Ё». Так инициалы превратились в слово Пес — Пес Окуньков. Это было забавно и очень нахально. И Эдуард не утаил, кто совершил этот поступок, наоборот, он им гордился. Слава Богу, директор школы не обратил на это уже никакого внимания».

7

В пионерлагере бывали каждое лето, что относилось к центральным моментам советской воспитательной идеологии. Дети и молодежь должны были всегда копошиться вместе, в одиночку было нельзя. В одиночке есть что-то подозрительное, его не всегда помнят, не всегда успевают за ним проследить, он может думать о чем угодно и приходить в своих мыслях бог знает, к каким опасным для государства выводам. Коллективу и в этом смысле доверять было проще. За группой также было и есть легче следить; не только снаружи, но и изнутри, при помощи членов группы.

Когда дети находились в лагерях, у родителей тоже наступал отдых. Поэтому в системе не видели ничего плохого.

Когда девятый класс закончился, Эдуарда опять отправили в пионерлагерь. Он вспоминает, что именно тот лагерь был особенно хорошим. Питание там было отличным, лето, река, а на берегу реки — даже лодки.