Твой сладкий поцелуй - Кэролайн Линден

— Ну конечно, — незамедлительно отозвалась Джоан.

— Но ведь это неправильно с его стороны!

— Конечно, неправильно.

Мария нахмурилась. Что-то Джоан слишком охотно на все соглашалась.

— Ну а с моей стороны, разве правильно ощущать такое волнение? Разве я не должна прийти в ужас или возмутиться?

— Но ты же не пришла в ужас и не возмутилась, — рассмеялась Джоан.

— Я знаю, но как ты считаешь, я должна была? Джоан перестала смеяться и взяла за руку подругу:

— Что ты хочешь сказать? Как тебя может не волновать это?

— Не может, — вздохнула Мария. — Я просто думала, правильно ли это, не становлюсь ли я от этого безнравственной и распущенной.

— Это как раз делает тебя нормальным человеком. Подумай хорошенько. Кого же не заинтересует такой поклонник? Мне не приходит на ум, что мог бы сделать мужчина, чтобы быть более интригующим?

Если бы мне улыбнулась удача иметь такого удивительного ухажера, я бы наслаждалась каждым моментом этого приключения, уж будь уверена.

— Да. — Мария медленно кивнула головой. Она, конечно, понимала, что подобное случается с человеком только раз в жизни. И если ничего интересного ей больше не уготовано, по крайней мере, будет что вспомнить. — Спасибо за понимание, Джоан.

— А чему ты удивляешься? Время от времени я бываю права. Ладно, теперь, когда мы выяснили, что я — просто кладезь мудрости, ты не расскажешь мне, почему спустя столько времени ты вдруг задумалась о нормах приличия? Я думала, мы сошлись на том, что все это очень непристойно и потому крайне волнует.

— Нет, это ты так считала. А я вот все думаю: правильно ли это, когда нравится что-то непристойное?

— Тебя это беспокоит? — удивленно прошептала Джоан, остановившись на секунду.

— Боюсь, что нет. — Мария нервно рассмеялась и продолжила: — Я не брошу его поиски и надеюсь, что он придет опять. Мне только интересно, как это характеризует меня, если я считаю все происходящее таинственным и очаровательным, а не ужасным и позорным.

— У меня есть идея! — схватила ее за плечи кузина. — Я могу остаться в твоем доме на ночь и проскользнуть в твою комнату, когда все лягут спать. Спрячусь за шторками, и когда он придет к тебе, выпрыгну и поймаю его!

Мария вытаращила на нее глаза, на секунду онемев от изумления, потом разразилась смехом. Спустя мгновение они хохотали уже вдвоем.

— О, Джоан, — выдохнула Мария, обнимая кузину, — ты просто очаровательна! Как ты собралась поймать его? — Мария понизила голос, подозрительно оглянувшись вокруг, но никто не обращал на них внимания.

— Я… Я… Я не знаю! — заливалась смехом кузина. — Возьму у отца трость и ударю по лодыжкам или что-нибудь в этом роде.

Мария утерла слезы, выступившие от смеха в уголках глаз.

— Но это затруднит его последующий спуск, мне кажется. — Остатки веселья пропали. — Хотя нет, думаю, нет.

— А мне понравилась идея, — вздохнула Джоан. — Ты же знаешь, как я страдаю от любопытства. Если бы только он открыто вышел в свет, где я тоже могла бы с ним познакомиться…

Улыбка у Марии получилась натянутой. Она не призналась Джоан, что Гарри видел ее в обществе, хотя ни разу не подошел. Теперь ей будет непросто все время контролировать себя, сознавая, что он может оказаться на каждом светском мероприятии, которое она посещает. И будет совсем уж невыносимо, если Джоан каждый вечер начнет шептать ей об этом на ухо.

И все же… Что-то должно измениться. Все происходящее выглядело волнующим, интригующим и очень лестным для нее, но она просто обязана узнать как можно больше о таинственном Гарри. И, похоже, единственный способ сделать это — спросить у него самого.

— Расскажите мне о своей семье, если не хотите рассказывать о себе. — Мария сложила руки на коленях, решительно настроившись этой ночью хоть что-нибудь узнать о Гарри. Он сидел на краю ее постели, достаточно далеко, и она видела только бледные очертания его лица на фоне белой рубашки. Она не спросила, почему он без сюртука, хотя ночь опять была холодной и туманной. А может быть, она уже преодолела желание спрашивать обо всем, что он делает.

— Моя семья. — Гарри откинулся на спинку кровати и сложил руки на груди. Мышцы плеч напряглись, протестуя. Крейн продержал его весь день у себя, заставив переставлять толстые справочники на полках высоко над его головой в соответствии с системой классификации, которая, кажется, менялась каждый час. Дневная служба Гарри стала настолько нудной, что его поздние ночные визиты к Марии приобрели для него первостепенную важность. Только с ней он был самим собой, даже, несмотря на то, что ему приходилось многое скрывать от нее. Но она хочет знать о его семье. — А что бы вам хотелось узнать?

— О вашей сестре. Вы упоминали о ней как-то.

Да, когда ее пальцы исследовали его лицо. Когда он был так близко к ней, что видел пульсирующую у нее на шее жилку и чувствовал легкий запах лаванды на ее коже.

— Да, моя сестра Офелия. — Он не думал о своей семье неделями. Так было легче. Гарри подозревал, что отец не одобрит выбранное им занятие, а мать лишится чувств, если узнает, сколько оружия он носит на себе каждый день. — Она — моя младшая сестра, младше меня на пять лет и очень остроумная, никого из нас не щадит. Если Офелия раздражена, мы все бежим в страхе, иначе она будет безжалостно дразнить нас. Когда ей не было и трех лет, ее поразила лихорадка. Она болела почти неделю, не могла, есть, с ней случались припадки… — Голос Гарри стал глухим, он вдруг вспомнил ту страшную неделю. Ему было тогда восемь лет, и он терял голову от страха. — Отец ухаживал за ней.

— Отец? — воскликнула Мария.

— Мать была слишком расстроена. Врач сказал, что лихорадка очень опасная и Офелия вряд ли выживет. Он рекомендовал нанять кого-нибудь, чтобы ухаживали за ней. Мать не согласилась. — Гарри замолчал. Его мать так рассердилась тогда, что бросила во врача кувшин. Он до сих пор помнил резкий звук разбившегося о каменную стену кувшина за спиной изумленного врача. — Отец взял Офелию на руки, она была очень маленькой, отнес ее наверх и закрылся с ней в комнате. Он никому не открывал дверь, только матери было позволено, передавать свежую воду, белье и еду.

— Необычное занятие для отца, — медленно сказала Мария.

— Мой отец ни от чего не уклоняется. Он понимал, что мать не справится. — Гарри замолчал. Он помнил, как мать колотила в дверь и кричала отцу, чтобы он впустил ее. Он сам прятался тогда под лестницей и наблюдал, напуганный печальным предупреждением врача и истерикой матери. — Он вышел из комнаты, когда мать умоляла его открыть дверь и дать ей увидеть ребенка перед смертью. Отец держал ее до тех пор, пока она не успокоилась, и сказал, что не позволит Офелии умереть, а ее не пустит из-за опасности подхватить лихорадку самой или заразить ею меня или мою сестру Фанни.