Кто готовил Адаму Смиту? Женщины и мировая экономика - Катрин Марсал

Экономисты, которые критиковали человека экономического и нахрапом, и исподволь, были всегда. Несмотря на это, он всё равно остаётся синонимом экономики. Это на него мы ссылаемся, когда в обычном разговоре упоминаем «экономическую логику», критику он воспринимает в лучшем случае как комплимент. Это он развалился в самом центре так, что его не обойти.

В последние годы наибольший прорыв совершила поведенческая экономика. Эта школа приложила немало усилий, чтобы доказать, что люди не всегда озабочены только собственным выигрышем, что справедливость важна, а предпочтения могут меняться со временем. Поведенческая экономика показывает, что люди не всегда правильно обращаются с информацией, и что мы не всегда принимаем решения, соответствующие нашим преференциям. Всё это очень важно и всё это большой прогресс по сравнению с теорией, лежащей в основе человека экономического. Но одновременно поведенческая экономика сохраняет человека экономического в качестве отправной точки. Цель исследований и экспериментов – документирование исключений из доктрины, а одинокий индивид так и остаётся для них и идеалом, и исходным условием. Поведенческие экономисты рассуждают: поскольку очевидно, что человеку трудно вести себя рационально, ему надо помочь. Нас надо поддерживать, толкать в нужном направлении. Для экономики мы попросту не идеальные действующие лица. Поэтому задача государства – обеспечить нас эффективной структурой стимулов, что и научит действовать рационально, исходя из собственных преференций. Политически это выражается, скажем, в мерах, направленных на снижение потребления электричества, – гражданам предоставляется более детальная информация, и на её основе они принимают более рациональные решения. Речь не о повышении налога на выбросы углекислого газа, не о государственных инвестициях в экологические технологии, не о создании энергетически благополучной среды обитания. По той же схеме проблема лишнего веса решается предоставлением информации о содержании сахара в различных продуктах, а не с помощью серьёзного подхода к реорганизации пищевой промышленности в целом. И, разумеется, не вина представителей поведенческой экономики, что их предложениями часто злоупотребляют те политики, которые стараются избегать сложных решений.

Неоспоримо, что эти теории – шаг в верном направлении. Но они сохраняют принцип, согласно которому экономика – это наука о выборе, а не о выживании, развитии и хозяйствовании общества. Целостной точки зрения на общество и процесс формирования граждан у представителей поведенческой экономики нет. Экономика по-прежнему изучает индивида, зависимость по-прежнему не относится к фундаментальным человеческим качествам, а иерархия власти по-прежнему нерелевантна. То есть человек экономический никуда не исчез.

«Все мы люди», – говорим мы, когда хотим подчеркнуть нашу общую человечность. Что-то, объединяющее нас, независимо от класса, пола, расы, возраста, прошлого и навыков. Словно человечность образуется вне класса, пола, расы, возраста, прошлого и навыков, формируется не классом, полом, расой, возрастом, прошлым и навыками. Мы смотрим на обстоятельства, на тело и прочее как на наслоения, которые нужно убрать, потому что они застилают глаза. Если мы хотим поговорить о том, как всё на самом деле, нам надо абстрагироваться.

Но быть человеком – ощущение, которое даёт нам как раз наш пол, тело, социальное положение, прошлое и приобретённые навыки. Хотя нам кажется, что именно это мы должны отторгнуть и найти рациональное сознание, которое будет одинаковым для всех.

«Женщины тоже индивиды», – говорим мы. «Быть индивидом» – синоним для «быть человеком», а человек – это элементарная частица экономики. Национальная экономика превратилась «в науку об индивиде». И «индивид» означает «неделимый». Мельчайшая часть, на которую можно разделить целое. Как атом в ньютоновой физике. Поймём индивида – поймём всё. Но индивид, однако, это не то же самое, что человек.

Главный признак половины человечества – делимость. Не все женщины могут родить. Не все женщины хотят родить. Но главное отличие женского тела от мужского заключается как раз в том, что оно может выносить и родить. Один человек может в определённом смысле разделиться на два. Так каждый из нас и появился на свет. Мы родились друг из друга, выросли друг из друга, вросли друг в друга, проросли друг друга насквозь.

Мы не начинаем жизнь независимо от других, чтобы потом строить отношения и завязывать связи. Но, когда мы приводим аргументы в пользу важности общества, мы начинаем именно отсюда: есть автономный индивид и ряд причин, по которым ему лучше обзавестись отношениями и связями:

• будет легче добывать еду;

• будет проще защищаться от диких животных;

• он станет счастливее, когда он заболеет, о нём будут заботиться;

• он дольше проживёт…

У других людей есть масса преимуществ! Можно подумать, у нас был выбор.

На самом деле всё диаметрально противоположно. Мы рождается по воле других, нас здесь ждут другие. Быть ребёнком – значит полностью зависеть от других. Ничего иного мы никогда не испытывали. Мы в полном распоряжении у них со всеми их надеждами, требованиями, любовью, неврозами, травмами, разочарованиями и непрожитыми жизнями. А забота о ребёнке, в свою очередь, означает постоянное удовлетворение потребностей другого человека, и от этой близости ребёнок должен шаг за шагом уйти в самостоятельность. Как сказала теоретик феминизма Вирджиния Хелд: «Естественное состояние человека полностью ограничено зависимостью от других людей». Хотя здесь, скорее, скрыт призыв исхитриться и отыскать собственную идентичность, добыть больше места для собственного «я», поддерживая постоянную связь с другими.

Заботящийся о ребёнке должен создать собственное «я» для самого себя. Не дать себе исчезнуть в постоянной увлечённости ребенком, не дать себе отказаться от ценности собственной личности, отдавая себя целиком. Стремление к этому и одновременное желание сохранить здоровую взаимозависимость с другими – в этом и состоит основной вызов и для человеческих судеб, и для общества. Мы сталкиваемся с ним каждый час и каждый день. Именно здесь возникают множественные психические и эмоциональные травмы, влияющие на нашу жизнь. Поэтому не так уж странно, что нас привлекают фантазии о мире, который устроен иначе, фантазии об одиночестве, о свободном парении в пустоте, где только пуповина поддерживает контакт с внешним миром.

То, что человек экономический не соответствует действительности, это одно. Мы поняли это давным-давно. Интересно другое – почему мы так хотим, чтобы он соответствовал действительности? Мы явно хотим стать такими, как он. Мы хотим в свободную, рациональную и прогнозируемую вселенную, в которой он живёт. И, главное, мы готовы хорошо за это заплатить. Мы рьяно защищаем его от реальности – что нам это даёт?

В которой у человека экономического обнаруживаются немыслимые глубины и страхи

В XVI–XVII веках на Западе изменились отношения между человеком и природой. Картину мира, на которой человека окружал единый, часто женский, живой и капризный космос, сменила картина, изображающая человека независимым, объективным наблюдателем, победителем природы. А живая, подвижная, органическая (часто пугающе) природа стала пассивной, мёртвой, а со временем и механической.