Опасность в бриллиантах - Мэдлин Хантер

— Я больше не боюсь скандалов. Вот в юности они меня страшно пугали, управляли мной. Зрелость дарит новый взгляд на эти вещи.

— Тогда чего же вы боитесь?

— Не притворяйтесь, что не знаете.

— Неделю назад я бы сказал, что вы боитесь меня, но сейчас думаю, уж не себя ли вы на самом деле так боитесь?

Дафна не решалась повернуть голову, потому что он мог заметить, как сильно ее поразила его проницательность. Кроме того, он был настолько близко, что его дыхание овевало ей ухо. Каслфорд сам повернул ее ладонь и плотно переплел пальцы, удерживая Дафну.

Дыхание в груди трепетало, не находя выхода. Дафне хотелось закрыть глаза и отдаться на волю приятного возбуждения.

— Я вас не боюсь. — Она имела в виду боязнь не в том смысле, что он может физически ей навредить. Прямо сейчас, сегодня ночью, с этими звездами над головой и дразнящим речным ветерком, с выпитым вином, сделавшим ее беспечной, с разлитой в воздухе любовью все важные причины, по которым следовало сопротивляться искушению, казались частью какого-то далекого постороннего мира.

— Может быть, вы боитесь самого наслаждения, боитесь утратить свою осмотрительность и самообладание?.. — Он шептал на ушко так тихо, что слова казались ее собственными мыслями. И его дыхание, такое близкое, превратилось в неотразимый соблазн.

А барка все плавала от берега к берегу — и будет плавать, пока Каслфорд не даст команду. И друзья не вернутся до тех пор, пока это не произойдет. Они будут погружены в супружеское блаженство, подогретое вином и ночью, и звездами, и любовью, до тех пор, пока барка не направится прямо вверх по реке.

Зародившееся где-то внутри чувственное желание пресекало все попытки одернуть себя. Вместо этого в голове возникла предательская мысль: стоит ему выиграть в его игре, и он потеряет к ней всякий интерес, значит, уступить — это вовсе не глупо. Сопротивление только подогревает его влечение. Но больше всего ее ослабляла ноющая боль внутри, заставляя забывать, почему она так долго себе в этом отказывала.

Почти незаметный поцелуй в ладонь. Пустяк, потрясший Дафну до основания. Еще один, в плечо, и рука скользит, опуская шаль, и еще один поцелуй обжигает обнажившуюся кожу. Каслфорд обнял Дафну за плечи и снова поцеловал, на этот раз в шею.

Да помогут ей небеса, но она жадно наслаждалась этими ощущениями, даже глаза закрыла, полностью отдаваясь блаженству. Поцелуи, поцелуи — в шею, в плечо, в волосы, они делали с ней что-то невообразимое, совершенно восхитительное. Выпитое вино разрушило главную линию обороны, а эти мелкие соблазны уничтожали остатки.

Она не стала сопротивляться, когда руки его скользнули ниже и притянули ее к себе, не стала сопротивляться и тогда, когда его рот прильнул к ее губам. Она радовалась, что наслаждение не увлекло ее в какую-то неземную даль, потому что. Дафна хотела чувствовать все. Она прижималась к его сухим теплым губам и блаженствовала, чувствуя, как по телу растекается трепет.

Дурные предчувствия не могли устоять под этим чувственным натиском. Они утонули в эйфории, рожденной интимностью, восторгом и наслаждением, ошеломительным наслаждением. Каждое новое ощущение было сильнее, чем предыдущее, у Дафны перехватывало дыхание, она жаждала еще.

Ее любовник знает, что делает. Эта жалкая мысль возникла в сознании, когда Дафна подчинилась его искусным поцелуям, его губам, языку и даже зубам, и всплыла снова, когда Каслфорд начал ее ласкать. Его руки знали, как двигаться. Дафна с нетерпением ждала, когда его мужское естество прижмется к ее телу, но едва это произошло, она поняла, что распутно вожделеет еще более непристойных прикосновений.

Его рука скользнула вверх, задев грудь. Возбуждение, смешанное с предвкушением, пронзило Дафну насквозь, опустилось вниз и разлилось там в самых неприличных местах. Рука помедлила, прежде чем лечь ей на грудь. Дафна задрожала. Минута тянулась мучительно. Так долго, что ей хотелось то ли зарыдать, то ли начать его проклинать, И наконец… наконец от ласки, которой она так жаждала, затрепетало все ее тело.

Дафна наслаждалась этим трепетом, наслаждалась тем, как безжалостно Каслфорд сводит ее с ума. Наслаждение усиливалось с каждым его прикосновением. Она понимала, что самообладание ускользает от нее, что она подчиняется желаниям своего тела и его требованию достичь завершения.

В каком-то сумеречном состоянии, находясь в чувственном оцепенении, она послушно встала, когда поднялся Каслфорд, и пошла с ним прочь от стола, от кушетки, вниз по какой-то лестнице. В темноте на палубе, там, куда едва достигал свет фонарей, он остановился перед парусиновым навесом. На корме виднелся силуэт павильона.

«Ты должна остановить его сейчас, потому что потом он не остановится». Предостережение прозвучало в сознании едва слышно. Сегодня оно казалось каким-то бесцельным, непонятно для чего вытверженным уроком, а не тяжело давшейся истиной. Каслфорд прижал Дафну к навесу, страстно поцеловал в шею, и остатки здравого смысла растворились без следа.

Он положил руки ей на обе груди. Даже сквозь платье нашел соски и нежно теребил их до тех пор, пока Дафна не почувствовала, что сейчас упадет. Просто не верится, что с ней такое происходит, что желание доводит ее до исступления.

Дафна открыла глаза, чтобы не сойти с ума. Свет от ближайшего фонаря слабо освещал Каслфорда, но его лицо она видела хорошо — напряженное и суровое.

Каслфорд решительно повернул ее так, что она обняла полотняную стенку, сам прижался всем телом, а рука скользнула по плечу, вниз под платье и накрыла обнаженную грудь.

Дафна думала, хуже быть просто не может, но сейчас она по-настоящему страдала от наслаждения. Тело безмолвно кричало, молило, вопило. Каслфорд ласкал ее свободно, скандально, везде — груди, бедра, ягодицы, прижимался всем телом, а затвердевшее естество дразнило ее еще сильнее. Ноги обдало прохладой, и Дафна поняла, что Каслфорд задрал на ней юбку, выше, еще выше. От потрясения она протрезвела и испуганно обернулась.

— Нет, — негромко произнес он. — Не здесь, хотя позже ночью я буду проклинать себя за то, что с уважением отнесся к вашему желанию соблюдать тайну и уединение.

— Возможно, и я тоже, — пробормотала Дафна. Подол платья был уже у нее на бедрах, и осознание собственной греховности заставило ее задрожать от предвкушения, хотя Каслфорд и обещал, что не зайдет слишком далеко.

Внезапно его рука вновь оказалась внизу, под одеждой, кожа к коже, и гладила ее ногу, поднимаясь все выше.

— Обещаю, вы никого проклинать не будете. Если кто-нибудь и пострадает из-за этой неуместной страсти, это буду я. Опять я…

Его рука решительно следовала изгибу ее ягодиц. Предвкушение перешло в томление и пульсацию. Дафна погрузилась в ощущения сильнее, чем предполагала, и собственная уязвимость ее пугала.

Каслфорд шагнул ближе, вжав ее в полотняную стенку.

Одна рука дразнила грудь, другая ласкала Дафну внизу.

— Сейчас вы сделаете то, что я скажу. Вы немного отодвинете одну ногу и позволите наслаждению охватить вас. Не отказывайте себе и мне в новом опыте безумия.