Мой лучший учитель - Эл Найтингейл

Авто плавно тронулось с места.

— Ты говоришь о своем отце? — поинтересовался Валентин, не поворачивая головы и не сводя взгляда с дороги. — Считаешь, он обманул твою мать?

Мне понадобилось время, чтобы ответить.

Я сама только недавно узнала правду об отце, о том, как он поступил с моей матерью. Какой сволочью надо быть, чтобы бросить беременную женщину?!

— Он поступил как последний подлец! — сердито бросила я. — А мама… Мне кажется, она все еще любит его. Если бы он не умер, возможно, она все же нашла его и простила. Но, знаешь, я рада, что этого никогда не произойдет. Рада, что никогда не знала этого человека и не узнаю. Не хочу иметь с ним ничего общего.

— Вот как, — заметил Валентин.

Уголок его губ насмешливо дрогнул. Наверное, он считал мое заявление глупым и по-детски наивным. Отрицать связь с человеком, подарившем тебе жизнь, невозможно. И все же я не врала, когда говорила, что не хочу иметь с ним ничего общего. Он участвовал в моем зачатии, но в моей жизни ему нет места: ни живому, ни мертвому.

Валентин заказал столик не где-нибудь, а в «Праве», лучшем ресторане нашего города. У входа я едва не столкнулась нос к носу с главой администрации — я часто видела его по телевизору, но никогда не встречала. И вот он вежливо кивнул мне, осмотрев с головы до ног. При этом в его масляных глазах появилась жадность. Уверена, если бы не Валентин, этот  дяденька из телевизора попытался бы заигрывать.

Подобное внимание льстило, но и пугало одновременно.

Я крепче вцепилась в руку Валентина и прижалась к нему боком. Его близость давала мне поддержку, наделяла чувством защищенности.

В ресторане было довольно много известных в городе личностей, и я откровенно не понимала, что делаю здесь, среди них. Как жаль, что никто из моих однокурсников не посещает такие места. Они бы офигели, увидев меня сейчас.

— Что такое, Ирина? — мягко спросил Валентин, погладив по руке. — Ты выглядишь испуганной.

— Именно так я себя и чувствую, — призналась в ответ. Еще раз огляделась, и заметила за соседним столиком известного банкира с юной, пожалуй, даже моложе меня, спутницей. — Мне здесь не очень уютно.

Если четно, я бы предпочла тихий семейный ужин всей этой роскоши. Могли бы просто заказать пиццу и смотреть допоздна телевизор, как делают другие пары. Мне, серенькой пресноводной рыбешке, не место среди этих глубоководных акул. Слишком они пафосны и претенциозны.

Впрочем, меня сейчас тоже вряд ли можно было назвать серенькой. Наоборот, я вдруг стала чрезмерно яркой и привлекала к себе много внимания. Мужчины смотрели со смесью восхищения и вожделения, женщины, напротив, с ненавистью. Если бы взгляды могли убивать, я немедленно упала бы замертво.

— Расслабься, Комарова, — порекомендовал учитель, наверняка нарочно называя по фамилии и заставляя отвлечься от мыслей об окружающих. — К такому быстро привыкают.

Я не рискнула спросить, к чему мне эта привычка. Не посещала я подобные места девятнадцать лет, не стоило и начинать.

Впрочем, надо отдать должное: еда в ресторане потрясающая. Мясо так и тает во рту, а соусы и подливы не имеют ничего общего с тем, что подавали в «Сирене». Шампанское — просто улет. После пары бокалов я действительно расслабилась и, щурясь от яркого света, больше не озиралась по сторонам. Все мое внимание сосредоточилось на Валентине. Опустив руку под стол, он нащупал мое колено, очертил чашечку и потянулся выше. Через длинный разрез на платье коснулся того места, где заканчивалась резинка чулок.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Что ты делаешь?.. — шепотом поинтересовалась я и покраснела, став, кажется, такой же красной, как мое платье. — Это наверняка заметно со стороны.

— И что с того? — Валентин и не подумал отдернуть руку. — Привыкай не обращать внимания на посторонних и не интересоваться их мнением, тебе пригодится. Еще шампанского?

Зачем мне это пригодится, где я стану использовать подобные навыки, не уточнила. От шампанского тело приятно расслабилось. Стало легким, словно бы невесомым. Немного кружилась голова. Но это не от выпитого алкоголя, а от близости Валентина. Я с нетерпением ждала вечера, когда мы сможем вернуться в квартиру и заняться сексом.

На обратном пути, в машине, Валентин много шутил и вообще казался моложе, чем он есть на самом деле. Он будто сбросил с себя маску строгого, неприступного учителя, взирающего на меня, его безропотную ученицу, с высоты своего богатого опыта. Сексуального и не только. Теперь он стал гораздо ближе, подпустил к себе, и я надеялась, что это надолго.

И сама же все испортила…

Кто меня только дернул за язык? Зачем я воспользовалась моментом и задала неподходящий вопрос? Могла бы догадаться, что это расстроит и даже рассердит Валентина. Но я так волновалась за маму, постоянно возвращалась мыслями к ней, просто не могла чувствовать себя счастливой и беспечной, зная, что она готовится к серьезной операции. А я, ее единственная дочь, нахожусь так далеко. Не могу даже поговорить с ней по телефону.

— Валентин, скажи, пожалуйста, это ты попросил Галину не подзывать маму к телефону? Твое указание выполняет сиделка?

Поспешно прикусила губу, но поздно. Вопрос был задан.

— С чего ты это взяла? — Валентин повернул голову. Глянул так, что стало не по себе. — Галина получила приличную сумму за то, что обязалась приглядывать за Комаровой. И обещала сделать все для ее удобства и хорошего самочувствия. Она имеет психологическое и медицинское образование, так что если решила, что разговор с дочерью не пойдет пациентке на пользу, значит, так оно и есть. Я здесь при чем?

И снова недовольный взгляд.

Как я могла нарушить очарование момента? Рассердила учителя, да и сама расстроилась. И все же не могла не заметить одну деталь, которую и прежде не раз подмечала.

— Почему ты назвал мою маму по фамилии?

Да еще так пренебрежительно. Ко мне он тоже часто обращался по фамилии, но я — другое дело. Я студентка Валентина Петровича Залесского, его ученица, которая отчаянно старается быть самой прилежной и послушной. Жаль, получается не всегда.

— А я должен именовать ее по имени-отчеству? — Валентин усмехнулся, но на этот раз не взглянул в мою сторону. — Она мне еще даже не теща, так что не нагоняй панику.