Борн - Джефф Вандермеер

Гольяны эти были похожи на соленые сардины, однако стоило откусить кусочек, и во рту разливалась мятная прохлада, а вслед за этим спирт (или некий его аналог) обжигал горло, он был горяч и холоден одновременно, оставляя резкое, но приятное послевкусие. В жаркий день – просто бомба.

– Так что именно ты не хотел говорить при Борне? – спросила я, сжевав две рыбешки. – Давай, колись.

Последовала долгая пауза, потом он заговорил, как всегда подходя к сути дела исподволь, окольным путем.

– Рахиль, здесь стало слишком опасно. В Балконных Утесах. Для нас. Ты и сама должна это понимать после того, что случилось с тобой сегодня вечером.

– Ты ведь даже не поинтересовался, что случилось! Даже не спросил, – я не смогла скрыть обиду, хотя и чувствовала себя из-за этого ребенком.

– Может быть, потому, что ты осталась жива и здорова. Может, потому, что ты здесь, ты вернулась. А может быть, потому, что Морокунья передала мне послание.

Холод спирта был ничем, по сравнению с холодом, поползшим у меня по спине. От таких новостей у меня начался приступ клаустрофобии и нервный зуд, а голова пошла кругом.

– И чего же она хочет?

– Мы получим защиту, – сказал Вик, игнорируя мой вопрос. – Всякие полезные вещи, еду, воду, новых отличных биотехов. Мы с ней вместе будем работать против Морда.

Голова у меня закружилась, но теперь это была не эйфория, а особенное чувство, которое возникает, когда вы падаете в пропасть: желудок поднимается к горлу, и вас охватывает дикая, неуправляемая дрожь от того, что все пошло кувырком.

– А что взамен?

Вик поморщился, глядя вниз, на свои ладони.

– Тебе не понравится.

– Да уж, наверное, мне не понравится. Если даже ты не в восторге.

– Она хочет Балконные Утесы. И, вероятно, твоего Борна в придачу. Поскольку желает получить доступ ко всем нашим биотехам. Вплоть до самого распоследнего.

Балконные Утесы. Борн.

Морокунья желала получить все, включая наши души.

Прежде все сведения о Морокунье я черпала из слухов, многочисленных и сомнительных, поскольку Вик на эту тему не распространялся, а иных источников информации у меня не было. Болтали, что она была из «доморощенных», выходкой из какой-то развалившейся общины где-то на западе, а потом сферой ее интересов стала деятельность Компании. Якобы сначала она собирала все хоть сколько-нибудь полезные воспоминания, не столько на продажу, сколько для того, чтобы понять происходившее внутри Компании. Хотела воспользоваться этим богатством против Компании. До недавних пор это казалось пустой бравадой. Однако время шло, и Морокунья узнала достаточно, чтобы начать вымогать инструменты и биотехов у оставшегося персонала Компании, запертого в здании и влачившего жалкое существование, подстраиваясь под прихоти Морда.

Другие утверждали, что Морокунья когда-то сама работала в Компании. Третьи, – что она прибыла из-за несуществующих далеких гор, потому что внутреннее море, которым когда-то правили ее предки, теперь превратилось в бесполезную соляную пустыню. Еще говорили, что она одновременно жестокая и справедливая, высокая и низенькая. В общем, болтать можно было что угодно, все равно Морокунью почти никто в лицо не видел.

Сама я видела ее лишь однажды. Она не любила открытых пространств и, как только сделалась достаточно могущественной, показывалась лишь в окружении всякого сброда, ставшего ее союзниками.

Вик говорил, что, пользуясь своей силой, она подминает под себя части города, и в этом мы с ней тягаться не могли. Аморфные прежде места обретали форму, содержание и границы исключительно благодаря ее воле. Мы же добились власти – ну, или, по крайней мере, выжили, – отказавшись от всех этих границ и мест. Игнорируя тем самым ее власть. Мы просто хотели жить сами по себе в Балконных Утесах.

Я повстречала ее, когда, удирая от мусорщика-психопата, забралась далеко на юг. В тот день я, как всегда, собиралась заползти на бок Морда, выследив его далеко на западе, в местах, которые редко посещала. Справа там еще высился приметный расколотый череп обсерватории. Но нервы сдали, я так и не решилась вскарабкаться по смердящему меху, и мой противник воспринял это как свидетельство слабости.

К югу лежала только пустошь, за которой виднелось здание Компании. У самой границы этой пустоши я шмыгнула в какие-то круглые развалины на гребне холма. Достала из сумки бинокль и принялась искать своего преследователя.

Тогда-то мое внимание и привлек противоположный холм с такими же круглыми руинами. Возможно, прежде это были резервуары или сторожевые башни, но на фоне древней стены из бурого камня, поросшей лишайниками и желтыми лианами, я на краткий миг увидела высокий силуэт. Он промелькнул так быстро, что я даже засомневалась в его реальности, списав на собственную нервозность в ожидании «коллеги».

Но минут десять спустя услышала шорох, и голос за моей спиной произнес:

– Ну, здравствуй, Рахиль.

Выхватив нож, я развернулась и ударила им врага. Однако там никого не оказалось, мой нож пропорол пустоту. Выпущенный жук-штурмовик упал на землю, беспомощно гудя.

– Убери нож, – проговорил глубокий, хрипловатый женский голос. – Убери. Я здесь не для того, чтобы причинить тебе вред. Если бы я захотела, ты уже была бы мертва.

Я бросила еще одного жука туда, откуда доносился голос. Жук упал, повалившись на спину, и начал крутиться вокруг своей оси, шумно вибрируя крылышками.

– Это пустая трата ресурсов, Рахиль, – продолжил голос. – А я никогда не считала тебя транжирой.

– Кто ты? – Я не стала выпускать следующего жука, но нож не бросила.

– Люди называют меня Морокуньей. Может быть, ты слышала обо мне. – Голос отдавался эхом, доносясь отовсюду и ниоткуда.

Тогда это имя почти ничего не значило для меня: просто очередная самозванка, мошенница, претендующая на то, что является чем-то большим, чем есть в действительности.

– Чего тебе надо?

– Ты прямолинейна, это хорошо. Я тоже такая, – ответила гостья.

Послышался тихий шорох, подсказывавший, что она находится прямо у меня под носом, но я по-прежнему ее не видела.

– Говори, что хотела, и проваливай, – сказала я, ведь мне было не до нее: на хвосте у меня висел чокнутый мусорщик Чарли Х.

– Ты счастлива, Рахиль?

Счастлива? Я? Что за странный вопрос? Эгоистичный. Мне захотелось истыкать ножом этот бесплотный голос, забросать его веером своих жуков.

– А тебе что за дело?

Раздался низкий, грудной смех.

– Мне до всего есть дело, пусть даже тебе об этом неизвестно. Итак, я второй раз тебя спрашиваю: ты счастлива? В Балконных Утесах? Со своим Виком?