Борн - Джефф Вандермеер

– Мооооооррррррдддд, – протянул Борн.

Даже в иссякающем свете я увидела, что каждый дюйм его здорового тела покрылся зазубринами, острыми шипами и колючками, а глаза, будто стволы зениток, провожали Морда, поворачиваясь на стебельках. Похоже, он рассчитывал и анализировал траекторию летучего медведя.

– Он очень далеко и не сможет напасть на тебя, – успокаивающе сказала я, хотя ни то, ни другое утверждение не было вполне правдивым.

– Так вот что ты имела в виду, говоря о последышах Морда. Он их исток.

– Да.

– Они его дети.

– В каком-то смысле.

– Тогда почему он позволяет одним детям делать такое с другими детьми?

Удовлетворительного ответа у меня не имелось, но я была уверена, что Борн знал о Морде достаточно от меня и Вика, чтобы понимать, кто перед ним. Под нашим влиянием Морд стал для него страшилищем, букой, живущим под кроватью: не выходи из дома, не делай того, не делай сего, а то придет Морд. Однако теперь Борна покалечил один из Мордовых посланников, и он пытался лучше понять Морда. Настоящего Морда.

Тот же, подобно древнему богу, продолжал кувыркаться и выписывать виражи в небе.

– Морд прекрасен, – гордо произнес Борн. – Морд силен. Морд – плохой.

По его тону мне показалось, что он насмехается над собственной наивностью.

– Да, Борн, по большей части он плохой. Помни об этом и избегай его.

– Он убивает звезды. Он убивает звезды и порождает мрак.

– Ну, звезды скоро вернутся.

– А те дети внизу – нет.

«Вообще-то ты сам убил четверых таких же в Балконных Утесах», – хотела сказать я. Но промолчала.

Под впечатлением нечаянного спасения от смерти я, возвращаясь в Балконные Утесы кружным путем, чувствовала себя окрыленной, как и Борн, чутко уловивший мое настроение. Кроме того, я, таким образом, пыталась отвлечь его от боли. Если, конечно, он ее чувствовал. Сам он, по крайней мере, о ней не говорил.

Побывав на волосок от смерти, я вновь ощутила яркие краски жизни. К возбуждению примешивалась и некая бесшабашная злость: когда мы в конце концов спустились с крыши, я обнаружила секрет, принадлежавший Вику, который я теперь хотела ему вернуть.

Мы шли по унылым коридорам, гордо задрав головы, разве что иногда сгибались пополам от хохота, и у меня не осталось никаких сомнений, что я – дочь своего отца, ведь он вел бы себя так же, точь-в-точь. Я «дуплетом» повторяла его в горе и в радости. Пока мы шли домой, Морд получил от нас кучу разнообразных эпитетов от «эффектного парня» до «буффона», а его манера поглощать звезды в итоге обернулась выходкой неуклюжего, летучего медведя-маньяка.

– Разве бывают летающие медведи? – твердила я Борну. – Это все равно что растение, которое в действительности говорящий осьминог.

Борн же зациклился на новом для него слове:

– Буф-фон! – скандировал он. – Фон-барон! Фараон-фанфарон!

Я заранее знала, что это слово заворожит Борна, и он, забыв о медведях, начнет крутить его так и эдак, раз за разом, пока оно не превратится во что-то совершенно неузнаваемое.

– Да, – глубокомысленно сказала я. – Буффон он и есть буффон.

Таким образом, я немного пришла в себя, чему очень способствовали перешучивания с моим другом Борном, который, казалось, совершенно не изменился после своего переезда. С другом, который, пожертвовав собой, спас жизнь нам обоим.

– Буффарон!

Думаю, что Борн при этом был искренен. Он всегда оставался таким. Однако он перенял все мои реакции, научившись сразу откликаться на мои сигналы, а уже во вторую очередь – на сигналы из окружающего мира и книг. И я решила, что по крайней мере на несколько часов Борн забудет о своих ранах.

Если бы я не вела себя подчеркнуто легкомысленно, Борн тоже не проявлял бы «безмерного счастья». Не пустился бы в пляс вокруг Вика и его бассейна, проворно перебирая ресничками, не втягивал бы их потом в себя, растекаясь широкой «лужайкой», как он это называл, не примеривался, чтобы запрыгнуть на стену и чуть не под самый потолок зала, высокого, как кафедральный собор, и не глядел бы оттуда глазами-звездами, вновь имитируя ночное небо.

– Привет, Вик, – поздоровался Борн с потолка. – Привет, Вик. Я принес тебе подарок. Рахиль дала мне для тебя подарок. Привет, Вик.

Мы ворвались к Вику таким ураганом, что я сперва даже не заметила, что тот был в стельку пьян. Может, перебрал алко-гольянов, а может – обычной дури, которой барыжил. Факт в том, что он пребывал в такой же точно эйфории, как и мы с Борном, если не еще хлеще. Меня это немного обеспокоило, но я была слишком на взводе, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Мы живыми вернулись в Балконные Утесы. Мы спаслись.

– Вик, это – Борн. Борн, это – Вик, – представила их я друг другу.

В голове у меня засела глупая идея, что Вик может осмотреть раны Борна и помочь. Хотя с чего бы? Кто он такой, этот Вик? Врач? Ветеринар?

– Мы уже встречались, – сказал Вик. – Даже разговаривали. Мы с ним, можно сказать, братья, – в его голосе прозвучала какая-то мрачная, самоуничижительная нотка.

– Правда, Рахиль! Я знаю Вика. А Вик знает меня. Мы же с ним теперь соседи. Когда я переехал в свою новую квартиру, я пошел с ним знакомиться.

Я прямо оторопела. Борн выглядел уж слишком довольным своим соседством.

– Так и есть, Рахиль, – подтвердил Вик. – К тому же сдается, что Борну и до нашего знакомства было немало обо мне известно.

– Да-да, Рахиль говорит о тебе почти все время, Вик.

– Я так и понял.

Мое веселье испарилось.

Я стояла, все еще не в силах поверить, что событие, которого я так боялась, пытаясь скрыть страх за напускной веселостью, а именно – контакт двух разнородных химических соединений, уже давно свершилось.

Вик с Борном оказались знакомы. Они даже разговаривали. Я почувствовала себя преданной, как если бы Вик проделал что-то важное за моей спиной. Или еще хуже, как если бы такое проделал Борн. Хотя все это было просто смешно. Вик и Борн поладили, разве не этого мне хотелось больше всего на свете?

– И что же ты принес мне, дружок? – спросил Вик, глядя на Борна и совершенно игнорируя мое изумление. – Поздний ужин? Запчасти из развалин Компании? Или еще что?

На Вике были разномастные шлепанцы, на несколько размеров больше, чем нужно, клетчатые шорты и белая майка с ядовито-зеленым пятном. Судя по всему, он как раз собирался пойти спать.

– Кооооогооооть, – ответил Борн. – Я принес тебе кооооогооооть.

И с видом заправского конферансье он вырастил из плоского тела псевдоподию (Вик при виде подобного боязливо попятился), тогда как «звезды» сменились обычными его глазами. Щупальце вытянулось, действительно протягивая Вику коготь. Вик уставился на подношение, а я поморщилась, вспомнив залитый кровью пол фабрики. Коготь был длиной с мужское предплечье, устрашающе изогнут и заканчивался широким острием.