Дурная кровь - Лиза Марклунд

– У тебя остались контакты с кем-то другим из вашей юности?

Анника молчала мгновение, стараясь сделать вид, что задумалась.

– Не напрямую…

– Твой парень, который умер, его семья, друзья, родители?

– Нет!

Ответ получился резким, это удивило ее саму. Психолог сделал пометку в блокноте, и о чем, интересно? Может, Анника ответила неверно или не в той манере?

Темнота подступала к ней со всех сторон, неприятное ощущение пробежало вдоль спины. Она увидела родителей Свена перед собой, его красивую мать и крупного отца, Май-Лиз и Биргера. Анника не встречалась с ними после смерти Свена, сама не пошла на похороны, а они так ни разу и не появились в суде. Май-Лиз умерла, насколько Аннике было известно, от рака груди несколько лет назад.

– Твой отец умер, когда тебе было семнадцать лет, как ты пережила это?

Вентилятор попал струей воздуха в психолога, отчего ее коротко подстриженные волосы задрожали, бумажные носовые платки в картонной коробке пришли в движение.

– Ужасно, – вздохнула Анника.

– Как ты справилась с этим?

Дышать стало тяжелее.

– Я не думаю об этом.

– Как все случилось?

– Он пьяный замерз в сугробе.

У поворота к пляжу озера Таллшён, и она никогда не смотрела в ту сторону, проезжая мимо.

– У вас были близкие отношения?

Она считалась папиной дочкой, Биргитта – маминой.

– Так себе.

Психолог посмотрела на нее:

– Но ты чувствовала себя «ужасно», когда он умер. Нельзя ли описать твои эмоции немного подробнее?

Отец покинул ее. Оставил совершенно одну. Причем дьявольски неприятным способом, как старый пьяница. Люди жалели ее, не из-за того, что у нее умер папа, а по той причине, что он был таким глупым и слабым и выпивохой. Сначала ей хотелось, чтобы он умер от рака, или погиб в автомобильной аварии, или отдал богу душу по какой-то иной трагичной причине, в ее представлении это могло восприниматься как-то иначе, она переживала бы возвышенную печаль, люди жалели бы ее обычным образом. Сегодня это не имело никакого значения, но она не забыла те свои мысли.

– Я просто помню, это было ужасно, – сказала она просто. – Мне было очень грустно, но все прошло.

Психолог наморщила лоб, но сменила тему:

– В прошлый раз ты сказала, что твоя мать не любит тебя, не могла бы ты это развить?

Анника заставляла себя не смотреть на часы, висящие на стене. Бессовестно было бы уже начинать коситься на них, она ведь только пришла.

– А что я должна сказать? – пробормотала она и все-таки посмотрела на часы. – Это же не тайна, мама рассказывает об этом всем, кто готов слушать.

В комнате было дьявольски жарко. И вентилятор особо не помогал, поскольку, стоило ему отвернуться, вокруг нее устанавливался полный штиль, отчего воздух вроде бы становился еще теплее, чем прежде.

– И что она говорит, твоя мама?

Анника взяла себя в руки, ей требовалось попробовать, иначе зачем она здесь? И это ведь были только слова, если очень постараться, она могла представить их как бы пришедшими со стороны, превратить в рассказ, услышанный от кого-то, почти неизвестного ей.

– Я якобы разрушила ее жизнь. У нее, папы и Биргитты получилась бы счастливая семья, не будь меня.

Казалось, пропорции комнаты изменились, она словно сузилась, но стала длиннее. А звук вентилятора сделался глуше.

– Что, по ее утверждениям, ты сделала?

Голос Анники эхом отдавался в ее собственной голове, как будто она поймала себя на лжи.

– По словам мамы, со мной было что-то не так, когда я появилась на свет, якобы какая-то проблема с мозгом. Я родилась… злой.

Анника посмотрела вниз на колено, почувствовала, что ее щеки горят. Ее слова прозвучали так по-идиотски, словно она придумала все с целью придать себе значимости.

– Злой? Что она имела в виду?

Анника зажмурилась, словно пыталась исчезнуть.

– Я не знаю, – прошептала она.

В комнате на время воцарилась тишина, нарушаемая лишь гулом вентилятора. Анника подождала, пока перестанет чувствовать себя лгуньей, и только тогда открыла глаза. Психолог внимательно смотрела на нее, такие ведь нравились ей подобным, убийцы, выбивающиеся из нормы.

– По твоим словам, мать не скрывает негативного отношения к тебе. Что она говорит другим людям?

Анника бросила взгляд на окно – скоро должны были начаться лесные пожары, если она останется в газете до той поры, ей следовало отправиться как можно дальше в охваченные огнем районы.

– Что я чуть не убила Биргитту, когда она была маленькой.

Психолог выпрямилась, убрала волосы со лба.

– Ты можешь рассказать подробнее?

– Биргитте пришлось лежать в кувезе, – сказала Анника. – Она родилась слишком рано из-за меня.

– Что ты сделала?

– Я упала на крыльце и разбила колено. Маму настолько шокировала моя рана, что у нее отошли воды и начались схватки.

– И твоя вина состояла… в чем? В том, что ты упала? В два года?

Анника кивнула:

– Мама была не готова. Она не хотела меня. Забеременела и не смогла получить художественное образование.

Вентилятор снова направил струю воздуха Аннике в лицо, из-за чего у нее сбилось дыхание, волосы сдуло на лицо, она рукой поправила их.

– Может, мне выключить вентилятор? – спросила психолог.

– Нет, все нормально.

Он перемешивал воздух, словно бетономешалка.

– Как бы ты могла описать свои чувства по отношению к матери?

Анника жадно схватила ртом воздух, ощутила жжение в глазах.

– Мне тяжело, когда она звонит. Я стараюсь избегать ее, насколько это возможно.

Психолог записала что-то в блокноте.

– В психологии мы обычно говорим об «основных эмоциях», – сказала она. – Большинство из них негативные: злоба и страх, скорбь и стыд, отвращение. Но есть и несколько позитивных: радость, интерес и удивление обычно причисляют к ним. Если бы тебе понадобилось использовать какие-то из них для описания твоего отношения к собственной матери, что бы ты выбрала?

Анника сглотнула комок в горле:

– Я не знаю.

– Ты испытываешь неприязнь?

И вправду, о какой из базовых эмоций в данном случае шла речь?

Она задумалась, видела только темную стену перед собой. Из чего она состояла? Требования и обвинения, укоризненные взгляды, ее все ронявшие неловкие пальцы, крики: «Уходи отсюда!»