Кит на пляже - Винко Мёдерндорфер

– Чего тебе? – шепчу я.

Игорь широко улыбается.

– Я к тебе. Будем играть, будем, будем…

– Тихо! Цыц! – я пытаюсь ему сказать, что надо говорить шёпотом.

– Цыц! Тихо, тихо, тихо! – повторяет он за мной, но громкости нисколько не снижает. Потом видит рюкзак на моей кровати, носки и футболки, свёрнутые в шар.

– На море! Поехали, поехали, поехали! – радуется он и хлопает в свои неловкие ладоши.

– Нет, не на море, – говорю я.

– Ника на море? – спрашивает он и ковыляет к кровати, где лежат рюкзак и моя одежда. – Игорь на море! Я тоже, я тоже! – воодушевлённо восклицает он.

– Я не еду на море. Никто не едет на море, – решительно возражаю я. – Иди спать! Смотри, все рыбки, и киты, и звёзды на твоей пижаме уже заснули. – Я стараюсь спровадить его как можно мягче.

– Не могу… не могу…

– Не можешь спать? – Я беру его за руку и пытаюсь потихоньку отвести обратно в его комнату. – Уже ночь. Ночью мы все спим. А почему Игорь не может?

– Потому что ты грустная, – говорит он. – Игорь не может. Потому что ты грустная, – очень серьёзно отвечает мне он.

– Нет, нет, – говорю я. – Пошли спать. – И веду его в комнату.

– Честно? – спрашивает он и протягивает мне руку. И ещё несколько раз повторяет: – Честно? Честно? Честно?

Я киваю.

– Честно. – И сжимаю ему руку; он трясёт её и хихикает.

Я помогаю ему улечься в постель. Накрываю его. Он смотрит на меня своими косыми глазами.

– Целуй, – говорит он и поднимает подбородок.

Я делаю вид, что не слышу.

– Спокойной ночи, – говорю я и очень тихо выхожу из комнаты. Закрывая дверь, я слышу, как он шепчет:

– Целуй, целуй, целуй, любимая, любимая моя…

* * *

Два часа ночи. Теперь уже точно все спят. Только Филомена шуршит в своей клетке. Без меня никто не позаботится о ней так, как я. Мама её ненавидит. А папа рассеянный учёный. Так ей и надо. Может, поймёт, кто её любил, а она этого не ценила.

Одеваюсь тепло. Два свитера, тёплые горнолыжные носки, штаны, шарф, тёплая шапка, куртка… Из своей любимой книги, «Алиса в Стране чудес», беру деньги. Там у меня прямо несколько банкнот. Лезу в ящики, собираю ещё сколько-то мелочи. Хорошо. Денег у меня достаточно. На некоторое время хватит. Потом так и так буду работать. Сначала, наверное, в каком-нибудь ларьке; или газеты разносить. Могу прибираться. Помогать людям. Как Бреда. Больше всего, пожалуй, я бы хотела помогать бездомным. С папой мы на Новый год были в центре для бездомных, принесли им еду и одежду. Я познакомилась с девушкой, которая там работает. Завтра прямиком пойду туда. Может быть, там можно будет на какое-то время поселиться. А потом – в Америку или Индию. Ещё успею решить. У меня полно планов. Я швыряю вещи в рюкзак: носки, несколько футболок, ещё один свитер, мой любимый… Потом вспоминаю, что мне его купила мама. Сразу же бросаю его обратно в шкаф. Только носки и бельё возьму. А телефон? Кладу его в ящик. Но сразу же достаю снова: мало ли. Не знаю зачем, но возьму его с собой. Вижу, что пришла куча сообщений. Разумеется, все от Барбки. Очень много. Не открываю их; выделяю все и стираю. Потом ещё некоторое время держу телефон в руке и раздумываю. Если взять его с собой, мне всё время будут звонить. Если убрать звук, он будет вибрировать; если убрать вибрацию, я всё равно увижу, сколько неотвеченных звонков у меня было, каждый раз, когда стану смотреть на экран. Кроме того, с телефоном в кармане меня будет легко найти. Нет никакого сомнения, что мама с папой свяжутся с полицией, и меня смогут обнаружить по сигналу моего телефона. Я видела такое по телевизору. Почти в каждом полицейском сериале так бывает. Я убираю телефон поглубже в ящик. Не стану его брать с собой.

Натягиваю на плечи рюкзак, надеваю шапку, шею обвязываю шарфом. Ещё раз осматриваю свою комнату. Она мне никогда не нравилась. Ну, нравилась, но не очень. Немножко нравилась. Но не очень. Буду ли я скучать по ней? Нет, не буду. Никогда в жизни больше её не увижу и не буду об этом жалеть. Я гашу свет и открываю дверь комнаты.

Перед моей дверью, в коридоре, сидит Игорь. Он пытается обуться. И уже оделся. Поверх своей синей морской пижамы он натянул куртку. На полу рядом с ним лежит груда его одежды, нарукавники для плавания и очки, тоже для плавания.

– Игорь и Ника едут на море! – говорит он, пытаясь надеть ботинок. Разумеется, левый ботинок он натягивает на правую ногу, причём поверх тапка.

Так мой план развалится! Больше всего мне хочется заорать.

– Ты что делаешь? – громко шепчу я.

– С Никой на море, – отвечает он.

– Тсс-с-с-с! – шепчу я и прикладываю палец к губам, чтобы Игорь понял: надо вести себя тихо, ему тоже следует шептать. К моему огромному удивлению, он тоже прикладывает палец к губам и серьёзно шепчет «тсс-с-с-с». Потом возвращается к своим попыткам надеть ботинок.

Что мне делать? Раз уж он стал одеваться, он всё решил. Дауны очень упрямые. Уговорить его вернуться в кровать не удастся. Он вбил себе в голову, что едет со мной на море, и точка. Будет выступать всё громче. Разбудит родителей. Папа поднимется наверх и всё увидит. Снова всё это начнётся: уговоры, попытки убедить… Потом мама ещё припрётся… А мне уже хватит этого всего. До сих пор я исполняла их желания, а теперь хочу что-то сделать, как я хочу. Если сегодня ночью я не сбегу, это никогда не произойдёт, всё будет по-старому, ничего не изменится… А сейчас есть опасность, что Игорь вмешается в мои планы. Я развернусь и пойду спать. Как будто я изменила себе. Как будто у меня опустились руки. «Никогда не сдавайся, – много раз говорил мне папа, – особенно если думаешь, что права». А я права.

Я принимаю решение. За одну секунду. Хватаю Игоря и кое-как втаскиваю его в свою комнату. Его одежду тоже из коридора тащу к себе. Зажигаю свет. Снова прижимаю палец к губам и шепчу:

– Тсс-с-с! Понял? Мы должны вести себя очень тихо. Это наша тайна.

Игорь воодушевлённо кивает:

– Тихо, тихо, тихо, это тайна…

Одеваю его; надеваю всё прямо на пижаму. Огромный кит-кашалот, который улыбается человеческой улыбкой, пропадает под шерстяным свитером; поверх него я надеваю ещё один свитер. Надеваю на него носки. И ботинки. Игоря труднее одеть, чем манекен в витрине. Манекен, по крайней мере, стоит тихо, а Игорь всё время как-то шевелится.

– Подожди тут. И тсс-с-с! – говорю я; он кивает и так и стоит, кивая.

Тихо, не зажигая в коридоре свет, захожу в его комнату, из шкафа вытаскиваю куртку, шарф, шапку, варежки. Одев его окончательно в своей комнате, я шепчу:

– Пошли. Но дай мне честное слово, что будешь меня слушаться.

– Честнослово, – говорит он и снова протягивает мне руку. Я переплетаю свои пальцы с его пальцами, короткими и толстыми; он трясёт меня за руку и повторяет: – Честное, честное, честное. – Это ему кажется ужасно забавным. Кроме того, он искренне верит, что нарушить обещание нельзя ни в коем случае. Я думаю, что мы не верим в честное слово так сильно, как дауны. Этому у них стоило бы научиться.