Пропавшая сестра - Дайна Джеффрис

же считала это прямым следствием взбудораженного и отрешенного состояния ее ума.

Допросы Вашей матери продолжались несколько дней, после чего ее вдруг оставили в покое, и Ваши родители уехали в Англию. Они уезжали спешно, среди ночи, фактически бросив дом. Я всегда чувствовала, что приказ об отъезде был отдан кем-то на самом верху… Ой, почти забыла рассказать об одном инциденте, связанном с женой губернатора. Диана была беременна и, как я уже говорила, плохо себя чувствовала, а Дуглас потащил ее на обед к губернатору. Жена губернатора, которую я считала женщиной глупой и пустой, оскорбительно высказалась насчет беременных женщин, дескать, им следует не выставлять себя напоказ и держать язык за зубами, поскольку в их россказни о болезнях никто не верит. Сказано было в расчете на то, что Диана услышит. Диана подошла к ней и плеснула шампанским в лицо. Как все возмущались и негодовали! По моему мнению, жена губернатора вполне это заслужила, но репутация Вашей матери пострадала. Еще до рождения ребенка Диану стали считать психически неуравновешенной.

После отъезда Ваших родителей я убедилась, что доброе имя Вашей матери погублено. Ее уголовное дело какое-то время оставалось открытым, но так и не было доведено до конца. У меня возникло подозрение: должно быть, кто-то знал, что́ в действительности случилось, однако изо всех сил постарался замять эту ужасную историю. По моему мнению, Вашу мать попросту сделали козлом отпущения.

На этом, дорогая Аннабель, я завершу свое письмо. Надеюсь, Вы сумеете разобрать мой почерк.

С пожеланиями крепкого здоровья,

Симона Бертон.

Глава 26

Диана, Челтнем, 1922 год

Я просыпаюсь от жуткой головной боли. Никогда еще голова у меня так не раскалывалась. Кажется, будто по ней хорошенько прошлись дубиной. В комнате светло, даже слишком. Оглянувшись по сторонам, я замечаю стены, облицованные белым кафелем. Отвратительно пахнет карболкой. Я нахожусь не дома.

Свет слепит мне глаза. Меня охватывает паника. Хочется снова нырнуть в темноту. Мозг пронзает мысль – ужасная мысль. Должно быть, это Грейндж. Я пытаюсь шевельнуться и обнаруживаю, что привязана к кровати, не слишком крепко, но достаточно, чтобы помешать мне выбраться. Почему он привез меня сюда? Он же обещал не делать этого против моей воли. Я зову Дугласа, все громче и громче, пока не начинаю кричать. Но он не появляется. Вместо мужа ко мне подходит молодая женщина в голубом халате. Должно быть, санитарка. Она просит меня успокоиться, поскольку мои крики мешают другим пациентам.

Она выходит. Я дрожу от страха. Почему меня отправили в Грейндж? Голова по-прежнему болит. Мысли кружатся настолько быстро, что их не удержать. Я пытаюсь вспомнить, но ясной картины выстроить не могу. Мозг окутан туманом. Где я была вчера? Что делала? Стараясь вспомнить, я зажмуриваюсь и волевым усилием пытаюсь вызвать образы. Затем слышу голос, реальный голос. Мне задают вопрос. Я открываю глаза. Санитарка вернулась. Она наклоняется надо мной. Меня передергивает от запаха ее тела.

– Я спросила, слышите ли вы меня, – строгим тоном говорит она.

Ее распирает от гордости. На меня она смотрит с нескрываемым высокомерием.

Когда она сообщает, что я нахожусь не в Грейндже, а в городской больнице Челтнема, у меня возникает сомнение. Я ей не верю.

– Если я не в Грейндже, почему меня привязали к кровати?

Мой голос звучит хрипло и глухо. В горле пересохло.

– Для вашей же безопасности, – говорит она и, снова наклонившись ко мне, шепчет: – Нам пришлось сделать вам промывание желудка.

– Я не понимаю. Я хочу домой. Почему я не могу вернуться домой?

Глаза наполняются слезами. Мне их не удержать, и они падают на простыню, делая ее мокрой.

Медсестра кривит рот:

– Вы доставили нам немало хлопот, но, думаю, вы вернетесь домой.

– Неужели я…

– Что?

– Что-то сделала с собой?

Она качает головой:

– Сейчас доктор разговаривает с вашим мужем. Они сообща придут к решению.

– К какому решению?

– Насколько безопасно отпускать вас домой.

– А почему это небезопасно?

– Миссис Хэттон, подобные вопросы не входят в мою компетенцию. Сейчас вам следует отдохнуть. Вам принести судно?

Я качаю головой, хотя мочевой пузырь утверждает обратное.

Санитарка уходит. Я пытаюсь вспомнить. И вдруг мне неимоверно сдавливает грудь. Я тихо вскрикиваю, закрываю глаза и загораживаю лицо ладонями. Таблетки веронала. Я засовывала их в рот, словно конфеты. Я проглотила целую горсть. Подумать только!

От тихого стука в дверь я резко открываю глаза. Входит доктор в сопровождении Дугласа. Меня захлестывает облегчение. Я протягиваю руки к мужу, но он останавливается в нескольких футах от кровати. Я испытываю замешательство. Взглянув на Дугласа, я вижу темные круги под глазами. Вид у него утомленный.

Я поворачиваюсь к доктору:

– Можно мне поговорить с мужем наедине?

Он кивает:

– Только недолго.

Я молча лежу и жду. К моему удивлению, Дуглас берет меня за руку и начинает говорить быстрым шепотом:

– Времени на разговор у нас немного. Ты должна им сказать, что это был несчастный случай. Ты забыла, сколько таблеток проглотила. Пойми, Диана, самоубийство считается преступлением, и каждый, кто совершает попытку уйти из жизни, подлежит суду и тюремному заключению. К счастью, доктор прислушался к моим словам. Он понимает, что вчера ты была не совсем в себе. У тебя сильно болела голова. Тебе не спалось. Я ему сказал, что головная боль мешала тебе связно думать. Понимаешь? Ты должна утверждать, что это был несчастный случай.

Когда мы возвращаемся домой, Дуглас вместе со мной идет в мою комнату. В вазе у окна я вижу свежие нарциссы. Сразу же чувствую облегчение, хотя и замечаю, что из комнаты исчезло зеркало. Неужели они думают, что я намерена убить себя, глядя на свое отражение?

– Спасибо за цветы, – говорю я.

Меня по-прежнему трясет. Я пытаюсь сосредоточиться. Медленно и постепенно. Медленно и постепенно.

Он кивает. Его лицо теплеет.

– Вскоре миссис Уилкс принесет тебе поесть.

– Я ничего не помню. Что случилось?

Дуглас глубоко вздыхает и склоняет голову:

– Ты говорила психиатру, что ходишь гулять в парк, но все мы знаем: это неправда. Когда-то ты выходила в сад, но теперь практически безвылазно сидишь у себя комнате. – (Я закусываю губу.) – Я подумал: если ты хочешь набраться сил для переезда в Минстер-Ловелл, тебе надо немного привыкнуть к внешнему миру.

– Боже! – шепчу я.

Ко мне возвращается память. Я плотно закрываю глаза. Лоб и спина покрываются потом. Одежда становится влажной и липкой. Возникает ощущение, что внешний мир меня расплющивает. Это лишает меня способности думать связно и