Книга секретов - Жаклин Уэст

– Значит, Резерфорд рассказал тебе про международную школу, – сказала она.

Олив молча таращилась на стол.

– Ему очень трудно далось это решение, Олив, – продолжила миссис Дьюи. – Думаю, он до сих пор не уверен, правильно ли поступает. С одной стороны, он хочет быть вместе с родителями в Европе, но с другой – он чувствует, что нужно остаться здесь, дружить с тобой и помогать тебе. – Миссис Дьюи обернулась к внуку. – Правильно я говорю?

– Приблизительно, – пробормотал Резерфорд.

Взгляды Олив и Резерфорда встретились на долю секунды и тут же вновь разбежались в разные стороны.

– Мы оба хотим помочь тебе, Олив, – проговорила миссис Дьюи. – Твои неприятности слишком велики для того, чтобы справляться с этим одной.

Олив почувствовала, как в горле у нее начинает вставать ком.

– Возьми печеньице, – предложила миссис Дьюи, сунув Олив под нос тарелку. Аромат теплого шоколада заполнил ее легкие, лишь ненамного ослабив комок.

– Как ты знаешь, я приглядывала за твоим домом, девочка, – снова заговорила миссис Дьюи, глядя, как Олив откусывает первый кусочек. – Заклятье, которое я наложила, не давало проникнуть внутрь никаким непрошеным гостям. И насколько я могу судить, заклятье работает. Но… – миссис Дьюи выдохнула через нос, как настоящая леди, – боюсь, что… невзирая на мои самые отчаянные усилия… что-то могло к тебе пробраться.

Олив проглотила печенье.

– Что? – поперхнулась она. – Но как?

Миссис Дьюи передала ей салфетку.

– Видишь ли, в том-то и странность. Чем бы оно ни было, заклятья оно не нарушало. А это значит, что либо оно проникло в дом каким-то неожиданным, магическим образом – либо его пригласили войти.

Олив уставилась в мягкое, круглое лицо миссис Дьюи. Но вместо него перед ее глазами встала мама у парадного входа в старый особняк, открывающая дверь со словами: «Проходите, пожалуйста. Наших гостей за то время, что мы живем в этом доме, можно посчитать на пальцах одной руки…»

Пальцы Олив онемели. Недоеденное печенье выскользнуло из руки и шлепнулось на скатерть в цветочек.

– Вы можете определить, кто это?

Миссис Дьюи вдумчиво откусила кусочек своего печенья.

– Боюсь, что нет. Я не могу сказать, что это или кто это, портрет это или человек, и как оно туда пробралось. Все, что я могу с уверенностью сказать, это о наличии в твоем доме злого присутствия.

– В ее доме всегда такое чувство, – заметил Резерфорд.

Миссис Дьюи поджала маленькие розовые губки.

– И что мы можем поделать? – прошептала Олив.

– Съесть еще печеньице, – предложила миссис Дьюи, хотя Олив и первое-то не доела, и ободрительно улыбнулась. – Мало найдется такого, что не может исправить шоколадное печенье с двойной шоколадной крошкой.

Миссис Дьюи внимательно наблюдала, как Олив откусывает. Печенье было теплым, и мягким, и необыкновенно вкусным… но под знакомыми вкусами пряталось нечто ржавое и пряное, и совсем незнакомое.

– А есть в этих печеньях что-нибудь особенное? – медленно спросила Олив.

Улыбка миссис Дьюи стала понимающей и слегка застенчивой.

– Скажем так: я замечала, что после нескольких таких печений вижу немного яснее, – ответила она. – Возьми еще одно на дорожку, Олив. И нынче ночью держи глаза открытыми.

Миссис Дьюи принялась убирать тарелки и чашки. Резерфорд неподвижно сидел на стуле, избегая смотреть Олив в глаза. Олив нерешительно встала. Она не знала, что ему сказать. В голове у нее теснилось так много слов, подталкивавших друг друга к выходу, что выбраться не могло ни одно. Она смогла лишь прошептать «Прощай», – хотя всякий, кто увидел бы ее сейчас, решил, что она обращается к скатерти.

– Прощай, – пробормотал в ответ Резерфорд.

И, споткнувшись у парадной двери дома миссис Дьюи, Олив вдруг подумала, что Резерфорд, возможно, прощался с ней навсегда.

Старый каменный дом был пуст и темен. Шаги Олив громом прозвучали в тишине, эхом отразившись от стен. Она тяжело поднялась на второй этаж и уже собиралась было плюхнуться на кровать лицом вниз в обнимку с Гершелем, как вдруг краем глаза заметила знакомый пушистый силуэт.

Горацио сидел на ковре в противоположном конце коридора, пристально глядя на одну из картин. Когда Олив показалась в коридоре, он слегка вздрогнул.

– Олив, – сказал он, поднимаясь и направляясь ей навстречу. – Ты вернулась. Я и не заметил, что уже так поздно.

Олив присела у стены и потянулась погладить Горацио по голове, но стоило ей едва коснуться кончиками пальцев прохладного меха, как кот отпрянул.

– Ты все еще зол на меня из-за красок, да? – спросила она.

– Зол? – переспросил Горацио. – Нет, Олив, я на тебя не зол, – сказал он, продолжая пятиться и потихоньку отступая к лестнице.

– Такое впечатление, что ты меня избегаешь, – настаивала Олив. – Я думала, может, пойдем погуляем по Иным местам вместе, или…

– В настоящий момент, Олив, у меня много занятий более важных, чем играть с детьми, – отрезал Горацио и отвернулся. – А теперь, если ты позволишь, я выйду на улицу.

– Ты работаешь над тем, чтобы никто больше не забрался в туннель? – уточнила Олив, выходя следом за Горацио на лестничную площадку. – Вы с Харви засыпали ход, правильно?

Горацио замялся. Он сошел на несколько ступенек вниз, прежде чем оглянуться на Олив.

– Да, конечно, – ответил он наконец. – Насколько мы можем судить, никто больше не пытался проникнуть в туннель. Но мудро проявить предусмотрительность.

– Цена безопасности – вечная бдительность, – процитировала Олив, чуть улыбнувшись. На мордочке Горацио ничего не отразилось.

– Так Леопольд всегда говорит, – напомнила она.

– А. Леопольд. Да. – Горацио задержался на ней взглядом, прежде чем проскакать по ступеням до самого низа. Последнее, что увидела Олив, был отблеск дневного света, упавшего на рыжий мех из окон у входной двери.

Она обернулась и посмотрела туда, где совсем недавно сидел Горацио. Как оказалось, кот разглядывал изображение скалистого холма. Олив подошла к картине. Она стояла перед полотном довольно долго, недоумевая, что же увидел Горацио в нем такого, что захватило его внимание; но сегодня на картине не наблюдалось ни дыма, ни гонимых ветром листьев. При взгляде на каменную церквушку никто бы не догадался, что та хранила тайну Олив. Никто не понял бы, почему от этого пейзажа Олив вдруг пробил озноб; она и сама этого толком не знала.

Тем же вечером после семейного ужина в старом особняке мистер Данвуди предложил всем сыграть в «сорок два» – усложненную версию «двадцати одного»[11], которую Алек и Алиса изобрели еще в студенческую пору.