Его (не)приличная ведьма - Юлия Созонова

Медленно, со вкусом, показательно. Чтобы никому и в голову не пришла подобная глупость. Но прежде, чем он схватил Лейлу за шею, прежде, чем ее когти сомкнулись на горле Мор, ведьма лукаво сощурилась и беззвучно шевельнула губами, громко щелкнув пальцами.

Острые когти впились в ее плечо, прочертив алые полосы на светлой коже. Волчица тяжело рухнула на колени, ее тело колотило судорогой, черные, гладкие жгуты, пробивали грудную клетку, сжимая в стальных тисках заклинания. Руны темной лентой скользили по коже Морган, наливаясь ярким светом, на лице цвела беспечная, широкая улыбка.

Так не вязавшаяся с холодным, темным взглядом, с любопытством наблюдавшим за тем, как бьется в агонии сильное тело бывшей соперницы.

— Не стоит недооценивать своего противника, дорогая, — голос ведьмы был спокойным и даже дружелюбным, но сбившиеся в стороне волки вздрогнули, ощерив клыки. — Ты свято верила, что простой перепихон приведет тебя к власти? Ошиблась, бывает. Впредь будешь умнее. И еще… — руны вспыхнули ярче, черные жгуты сжались сильнее, ломая кости, оставляя кляксы гематом, не успевавших регенерировать на теле волчицы. Лейла жалобно заскулила, раздирая когтями ковер и глядя умоляющим взглядом на своего вожака. — Я ведьма. Я не играю честно, детка. И если ты думаешь, что сможешь победить меня голой силой, то мне искренне тебя жаль… Как бы фальшиво это не звучало.

Обведя взглядом застывшую стаю, Мор улыбнулась и щелкнула пальцами еще раз. Жгуты исчезли, оставив на полу слабое, жалобно поскуливающее тело волчицы. И глядя на бывшую любовницу, Кайл не испытывал ничего даже близко похожего на жалость или сочувствие. Но не смог удержаться от гордого, довольного рыка, обнимая свою ведьму за плечи и притягивая ее к себе. Наклонившись, он провел языком по набухшим кровью царапинам, оставленным чужими когтями, и мягко протянул, глянув исподлобья на своих волчат:

— Стая — это Мор, Мор — это наша стая. Думаю, знакомство можно считать успешно состоявшимся. Но если кому-то захочется обсудить мой выбор… — горящий желтым, злобный взгляд острой наждачкой прошелся по каждому из волков, присутствующих в его кабинете. — Я всегда открыт к диалогу.

Желающих, почему-то не нашлось. Стая склонила головы, подчиняясь и признавая за своим Альфой право выбирать себе в пару того, кого захочется. Кайл криво улыбнулся, шагнув в сторону выхода из кабинета и утягивая за собой несопротивляющуюся ведьму. Бросив напоследок через плечо:

— Помогите ей. Но не больше, чем она того заслуживает.

В душе по-прежнему не было никакого намека на жалость или сочувствие к волчице. Но втягивая носом воздух, чувствуя напряжение в идущей рядом блондинке, Кайл уже предвкушал продолжение «разговора». И когда за очередным поворотом коридора, его резко толкнули к стене, впиваясь пальцами в ворот футболки, он лишь коротко хохотнул, глядя прямо в гневно сверкающие глаза Мор. С жаром и пылом ответив на властный, кусачий поцелуй своей ведьмы. Наплевав на невольных зрителей и послав к демону осторожность, забираясь пальцами под одежду, оставляя метки на шее и…

Осознавая, какой он чертовски везучий сукин сын. Просто охренеть как.

Ревность.

Черный, терпкий яд, огненной рекой бегущий по венам, разъедающий изнутри. Он сковал душу холодом, сжал сердце в своих крючковатых пальцах, впился когтями в мозг. Он отравил мысли, выжег все правила и табу и не оставил ничего. Кроме одного единственного желания — присвоить, заклеймить, подчинить.

Сделать своим раз и навсегда.

— Тварь.

Хриплый выдох прямо в губы. В широкую, довольную ухмылку и горящие расплавленным золотом глаза. Пальцы впиваются в плечи, оставляя алый росчерк кривых и ломаных линий, а я…

Я поджигаю фитиль и взрываю все мосты. И похуй, что будет завтра, через неделю или две. Этот волк — мой. И я заставлю его запомнить, кому он принадлежит всей своей душой и шикарным телом.

— Сука.

Его смех. Самодовольный, громкий, искренний. Такой беспомощный, стоит податься вперед, прикусив бьющуюся жилку на шее. Спуститься ниже, обведя языком ключицы, рисуя влажные узоры на горячей, чуть солоноватой на вкус коже. И резко вжаться животом в его пах, зажимая напряженный, крепко стоящий член между нашими телами. Срывая судорожный вздох с прикушенных, по-блядски припухших губ.

— Не-на-ви-жу…

Мой шепот. Яростный, громкий, запальчивый. Насквозь пропитанный ложью и бессмысленным отрицанием. А глупое сердце пропускает удар от ответной широкой, едкой улыбки и я понимаю, что все, пиздец. Я залипла. На обжигающем, жадном, голодном взгляде, хищных чертах лица и очаровательно выступающих клыков. На отдающем дрожью во всем теле глухом, нетерпеливом рыке и сильных, широких ладонях, так бессовестно лапающих мою задницу в этот момент.

— Врешь, конфетка….

Он довольно урчит, ловя губами мои губы. Его голос завораживает, манит подчиниться и перестать сопротивляться. Он возбужден, нетерпелив и совершенно, просто невероятно нагл. Его взгляд, откровенно раздевающий и жадный, скользит по телу, отдаваясь волной острого возбуждения. Но ревность, колючем углем бьющаяся о ребра, рычит и кусает не хуже голодного зверя. Я впиваюсь ногтями в его бока, чувствуя, как ледяные искры магии бегут по коже. И уворачиваюсь от поцелуя, позволяя этому ебанному чувству завладеть мною полностью.

Без возражений и ограничений.

— Какая же ты… Ведьма.

Он снова смеется, толкая меня назад, с легкостью разрывая хватку. Вжимает в стену, проведя носом от подбородка до виска, втягивая носом запах. Закинув ногу ему на бедро, я улыбаюсь, с силой приложившись затылком об стену. И смеюсь. Хрипло, зло, довольно. Подставляя шею под поцелуи-укусы, цепляясь пальцами за ремень его брюк. И притягивая его еще ближе. Забираясь за пояс охуенно низко сидящих джинсов, кружа вокруг подрагивающего, крепкого члена.

Дразня и не касаясь. Проверяя на прочность нихрена не железный самоконтроль опасного зверя.

— Ты об этом пожалеешь, волчара…

— Непременно.

Он нежно сжимает зубы на моем подбородке, а в следующую секунду я давлюсь жалобным стоном от прикосновений горячих губ к своей груди. И не могу сдержать кривой, самодовольной усмешки, глядя точно поверх широких плеч и взъерошенного затылка.

Чужая зависть сладким бальзамом льется на задетое самолюбие, а обида и боль поют дифирамбы моей черной, мстительной натуре. Я выгибаюсь, подставляясь под нетерпеливые прикосновения волка, не отрывая взгляда от застывшей в конце коридора волчицы. Смакуя ее злобу, ее отчаянье, ее поражение, как самое лучшее дорогое вино, растекающееся сладким удовлетворением на языке.

— Он мой.

Мне не нужно говорить этого вслух. Мне не нужно кричать об этом на весь дом. Мне достаточно зарыться пальцами в короткие темные пряди, провести ногтями по его шее, царапая гладкую кожу. И улыбнуться шире, глядя, как бледнеет ее лицо, как злость сменяет обида и растерянность. А в следующий миг я забываю о ней, дергая волка за загривок, заставляя поднять голову.