SPQR. История Древнего Рима - Мэри Бирд

Поздние римские авторы придерживались ясного, хотя и драматичного повествования о V и IV вв. до н. э. С одной стороны, они рассказывали о серии жестоких социальных конфликтов в самом Риме: между семьями патрициев, передающими свои права по наследству и монополизировавшими всю политическую и религиозную власть в городе, и большинством римского народа, плебеями, которые были отстранены от управления. Постепенно, согласно традиционному изложению, – через восстания, мятежи и попытку еще одного изнасилования – плебеи добились права, или, как они это называли, «свободы» управлять государством на более или менее равных условиях с патрициями. С другой стороны, отмечены важные победы на полях сражений, которые позволили распространить контроль над всем Итальянским полуостровом. Начало было положено в 396 г. до н. э., когда пал после десятилетий упорной борьбы основной соперник Рима – этрусский город Вейи; закончилась череда побед примерно через 100 лет, когда покорение самнитов сделало римлян основной военной силой в Италии, что привлекло внимание даже историка Дуриса на Самосе. Нельзя сказать, что эта экспансия не вызывала сопротивления. Вскоре после захвата Вей, в 390 г. до н. э., толпа галльских мародеров разграбила Рим. Кем в точности были эти люди, сейчас уже установить трудно. Римские писатели никогда особенно не старались разделить по национальности тех, кого удобнее было представить одной кучей «варварских племен» с севера, и не пытались понять их мотивы. Однако, согласно Ливию, результаты их набегов были столь разрушительны, что пришлось отстраивать Рим снова (далеко не в первый раз) под руководством Марка Фурия Камилла – военного трибуна, диктатора, побывавшего в изгнании, которого нарекли очередным «вторым Ромулом».

Это повествование заслуживает большего доверия, чем прежние. Конечно, в 300 г. до н. э. до рождения самой ранней римской литературы оставалось еще несколько десятилетий, а позднейшие тексты, описывающие этот период «задним числом», содержат все те же мифы и массу приукрашенных и выдуманных деталей. Камилл, похоже, не менее мифологичен, чем первый Ромул. Мы уже видели, как слова Катилины вкладывались в другие уста, как если бы чревовещатель озвучивал куклу-революционера молодой Республики, настоящие речи которого не сохранились. Тем не менее конец этого периода совпадает с началом истории и исторической литературы совсем другого качества, близкого к нашим современным требованиям, то есть опирающихся на материалы более подробные, чем четыре строчки эпитафии. Когда за дело написания первого обширного труда по истории Рима принялся сенатор Фабий Пиктор (родился около 270 г. до н. э.), известный своими связями, у него, очевидно, была возможность сохранить услышанные в детстве рассказы очевидцев событий конца IV в. до н. э. или собеседников людей, живших в одно время с Барбатом. Оцененные римлянами очень высоко «Анналы» Пиктора не сохранились, но его сочинение разошлось на цитаты у других историков. Надпись с его именем и кратким изложением труда нашли на стене одной из древнейших обнаруженных античных библиотек – в сицилийской Таормине. Настенный текст напоминает смесь рекламы с каталогом. Через две тысячи лет мы можем читать Ливия, который читал Пиктора, который говорил с людьми, которые помнили мир на рубеже 300 г. до н. э., – вот такая цепочка из хрупких звеньев, ведущая нас в глубь античности.

С течением времени увеличивается количество уцелевших свидетельств, синхронных происходившим событиям. Они корректируют более поздние исторические сочинения или указывают на альтернативную версию. Одним из примеров служит краткое описание карьеры Барбата. Ливий, описывая соответствующий период в своей «Истории», утверждает, что римляне вступили в союз с Луканией, а не покорили ее, и он отправляет Барбата воевать куда-то на север Италии с неудачным результатом. Да, вероятно, эпитафия преувеличивала достижения усопшего, и словом «покорил» римская элита предпочитала называть род союза, однако надпись помогает внести поправки в позднее и отчасти искаженное сообщение Ливия. Был обнаружен ряд других подобных фрагментов, включая потрясающие росписи примерно того времени, изображающие сражения, в которых участвовал Барбат. Одним из самых информативных источников являются около 80 статей, сохранившихся от первого письменного свода правил и норм (или «законов», как торжественно именовали это древние авторы). Свод был составлен в середине V в. до н. э., а уцелевшие в виде цитат фрагменты были затем собраны и восстановлены как единое целое благодаря огромному труду ученых, расшифровывавших их на протяжении нескольких веков. Собрание это известно под названием «Двенадцать таблиц» («таблицы» представляли собой выставленные на всеобщее обозрение бронзовые доски с текстом). Эти таблицы приоткрывают нам небольшое окошко в реальный мир тех древних римлян-республиканцев с их заботами – от страха перед магией и нападением до вопроса, можно ли хоронить покойника вместе с золотыми зубами (и так со стороны мы получаем сведения о тогдашней зубоврачебной практике, которые подтверждаются также данными археологии).

Итак, обратимся сначала к миру, запечатленному в «Двенадцати таблицах», прежде чем заняться изучением последовавших затем радикальных перемен, как внутренних, так и внешних. Восстановление истории этого периода – процесс захватывающий и мучительный одновременно. Одна из интереснейших проблем состоит в том, как состыковать куски неполной мозаики и отделить правду от вымысла. К счастью, достаточно много фрагментов оказалось на своем месте, и они с уверенностью сообщают нам, что решающие перемены в жизни Рима начали происходить в IV в. до н. э. в поколение Барбата и Аппия Клавдия Слепого и их непосредственных предшественников. И что последующие события, как бы ни было трудно точно обрисовать их в деталях, создали матрицу римской политической системы, которая работала многие столетия как внутри государства, так и вне его.

26. Земледелец, который спас республику. Эта статуя XX в. из современного американского города Цинциннати изображает Цинцинната возвращающим атрибуты политической власти, чтобы вернуться к своему плугу. В римских повествованиях он часто был представлен именно таким деловым, рациональным патриотом, однако есть и другая сторона его личности: он известен как настойчивый противник расширения прав плебеев и городской бедноты

Рождение Республики скорее всхлип, чем взрыв. Существует множество захватывающих дух легенд, принадлежащих перу римских историков: о новом политическом устройстве, о крупномасштабных войнах в V в. до н. э., о супергероях – положительных и отрицательных, ставших персонажами также и современных легенд. Один из примеров – Луций Квинкций Цинциннат, в честь которого спустя 2000 лет был назван американский город Цинциннати. В 450 г. до н. э. Цинциннат, возвращенный из полуофициального изгнания, взялся руководить войском и был назначен диктатором, чтобы победоносно закончить войну, а затем благородно вернулся к семье и хозяйству, не претендуя на политическую роль. Гней Марций Кориолан, вдохновивший Шекспира на написание одноименной трагедии, напротив, считался героем войны, превратившимся в изменника около 490 г. до н. э.: он присоединился к вражеским войскам и чуть было не взял родной Рим, но вовремя вмешались жена и мать и отговорили его. Однако реальность сильно отличалась от сказания, и масштабы были значительно скромнее.