Конфлизм - Василий Головачев

Во время развёртки четвёртого измерения Тимофея не сразу забросило на Луну. Сначала он пережил каскад необычных синэргетических ощущений с заменой категорий «сладкое» на «яркое» и «горячее» на «твёрдое». В нынешнем подключении сознания к миру чувственных аберраций было больше гулких сотрясений, скрутивших тело, и почти полное растворение в тумане понятий «близко-горячо» и «холодно-остро». Мало того, наступила невесомость, будто физик начал падать в пропасть с космической высоты. Тимофей едва сдержал изумлённый крик: в первое же мгновение взрыва «мыльного пузыря» его перенесло в космос!

Он оказался на выступе странного сооружения причудливой формы, геометрию которого можно было отразить разве что физическим термином «фрактал Калаби-Яу». Именно такими земные физики и художники видели квантовые объекты уровня планковских длин, свёрнутые во фрактальные композиции. Выступ, на котором очутился Тимофей, можно было бы назвать конифолдом[7], если бы не его размеры: высота выступа была, по оценке путешественника, не меньше сотни метров.

Цвет этого метаконифолда менялся от платинового до золотого, отчего он казался глыбой металла. Находясь на его вершине, Тимофей смог оценить и размеры всего струнного объекта под метаконифолдом, состоящего из сростка прямоугольных жил-коробов толщиной с тело человека. Чем-то он напоминал псевдоминарет, встретившийся Тимофею на Луне во время развёртки четвёрки, только в этом мире он лежал горизонтально и стал длиннее, уходя сужающимися концами в бесконечную тьму космоса. Впечатление линии связи, своеобразного кабеля между мирами, здесь было сильнее.

Тимофей переступил с ноги на ногу (мысленно), и выступ конифолда под ним превратился в конус, приобретая форму космического корабля! Усиливала это впечатление и вязь углублений, напоминающих люки, и рёбер на обшивке корабля, складывающаяся в технологический узор.

Тимофей хотел было наклониться и рассмотреть углубления поближе, но стоило ему шевельнуться, как пространство изломалось прозрачно-зеркальными сколами, разбиваясь на крупноячеистую пену, и он оказался на снежно-ледяной и каменистой, изрезанной кратерами глыбе, одной из тысяч, представляющих собой необозримое поле, вернее пояс, загибавшийся вправо и влево и освещённый гигантским серо-голубым, с жёлтыми и розовыми пятнами, пушистым шаром.

Лишь спустя несколько секунд ошеломлённый путешественник понял, что видит перед собой Сатурн. Пояс ледяных и каменных глыб таким образом являлся кольцом гигантской планеты. Освещённое далёким оком Солнца и отсветом планеты, оно двигалось широким потоком через космос, давая возможность пассажиру полюбоваться невероятной панорамой.

Через несколько мгновений Тимофей осознал, что пучок прямоугольных стержней, объединяющихся в «струну», не исчез. Он пронизывал глыбу, уходя вниз и вверх в невообразимые дали, словно канат, соединяющий «верхнюю небесную сферу» с такой же нижней.

– Жесть! – прошептал физик, всё ещё ощущая падение: вес не возвращался.

Откуда-то из глубин космоса донёсся тихий женский голос:

– Мирон Юльевич… выходите…

– Рано! – ответил ему тихий мужской.

Тимофей автоматически шевельнул рукой (запасная кнопка аварийной остановки «мерина» была установлена на его консоли), и его снова швырнуло в туман виртуальных геометрических пересечений, образующих «пену» пространства и перепутанных чувств.

На этот раз беспамятство длилось ещё дольше, а очутился путешественник по пятёрке внутри бесконечного светящегося тоннеля. Стенки тоннеля показались ему сложенными из прямоугольных труб. Пришла мысль, что он выпал внутри струны-псевдоминарета, на внешнем корпусе которого оказывался не раз.

Тела своего физик не видел, однако органы чувств продолжали служить хозяину, и Тимофей ощущал себя сидящим в кресле и одновременно висящим по центру тоннеля в горизонтальном положении. Боясь нарушить это хрупкое равновесие, он попытался оглядеться, не поворачивая головы и даже не вращая глазами. Со второй попытки он уже приноровился к положению «живого виртуального трупа».

Тоннель обоими концами уходил в невероятные дали, сужаясь до световых струн. В его условном полу виднелись прозрачно-световые окна, складываясь в бесконечную цепочку «люков». А прямо под невидимым телом человека висела над полом овальная световая платформа, сотканная с виду из крупного жемчуга. На куполе платформы темнело пятно в форме человеческого тела, будто тень Тимофея, зависшего над полом, хотя самому себе он и казался невидимым призраком.

Спонтанно родившаяся мысль опуститься на «свою тень» внезапно привела к изменению положения зрителя. Короткая световая пульсация «платформы» послужила своеобразным приглашением, и он, ощутив подъём сил, оказался внутри овала, точнее, эллипсоида, сотканного из зёрен света. Впечатление было такое, будто Тимофей сделал глоток тоника или какого-то наркотика, вызвавшего всплеск эйфорического оптимизма.

Тимофей едва удержался от нервного смешка. Кроме того появилось чувство свободы, он невольно пошевелился, ожидая очередной пульсации пространства, каждый раз посылавшей физика в другие места, но «жемчуг», сдавивший тело тугим саваном как второй кожей, не дал ему «сбежать». Тимофей остался внутри жемчужно-светового эллипсоида, который как бы по инерции сдвинулся вперёд и застыл над туманно-прозрачным окном в полу тоннеля. Слой туманного «стекла» стал совсем прозрачным, и перед глазами человека предстала… лаборатория «Илэвен»! Но в таком виде, будто с неё сняли все верхние этажи и потолок, оставив только бункер со всем оборудованием, генератором развёртки и сидящими в креслах операторами в специальных шлемах дополненной реальности.

Тимофей шире открыл глаза: он узнал в одном из них себя!

Однако люди в креслах сидели неподвижно, словно это была объёмная фотография, и лишь сиреневый клубок зеркальных изломов «пены» внутри камеры «мерина» шевелился как живой, меняя конфигурацию прямоугольных пузырей. Помня, что каждое движение наблюдателя может резко изменить пейзаж, Тимофей осторожно дотронулся пальцем до окна.

По стеклянной поверхности полыньи пробежала световая волна, схожая с кольцевой волной на поверхности воды. В следующее мгновение на Тимофея обрушилось цунами вовсе не виртуальных, а реальных ощущений: тяжести, буквально пригвоздившей его невидимое тело к «стеклу», дикого холода пополам с дикой жарой, раздробленности организма на мелкие фрагменты и одновременно объединения со всей структурой пространства – лаборатории, аппаратуры, компьютеров, стен, кресел, человеческих тел! Подчиняясь внезапному всплеску тяготения, он продавил «стекло» и буквально спикировал в самого себя, находившегося в загадочном трансе!

Состояние, в каком оказался физик, невозможно было описать словами! Он как бы раздвоился на две одинаковые сущности, ощущавшие разные положения! Сидящий в кресле Бодров видел лабораторию и коллег в привычном переживании реальности. Сознание «второго» Тимофея, секунду назад висевшего в тоннеле, заселилось в голову «первого», породив своеобразную бурю мыслей от столкновения двух разных «расщеплённых» психик.