Буря слов - Яна Демидович

ждёт своей очереди, приплясывая от нетерпения. На экране воюют стрелки и круги, выгибаются игольчатые линии… Вспыхивают, гаснут сломанные посерёдке палки…

Эталон за эталоном, образец за образцом. Белый гений удовлетворённо кивает, видя, как творят по его лекалам. Он не скупится на слова одобрения, нет. Поэтому каждый мышонок так и сияет, получив похвалу.

Ниньо-451 подаётся вперёд, будто спринтер, готовый стартовать.

С потолка скрежещет металлический голос:

– Четыре-пять-один. Ваша работа.

На маске – всё та же улыбка. Материя льнёт, облегает… Скрывает лицевую плоть. Глаза в прорезях блестят – тёмные, точно потухшие фары мобиля, – мимоходом отмечает Ниньо-451, подсоединяя планшет к проектору.

Ничего. Сейчас они вспыхнут от восторга!

Вот загорается индикатор… Вот файл уже на десять… тридцать… пятьдесят процентов готов к показу… И вот…

Ниньо-451, предвкушая триумф, нажимает пальцем кнопочку.

На огромном экране вспыхивает картина. Какую-то долю секунды все видят знакомые черты Эталона, кажется, № 5…

…А потом цифровой рисунок морщится, тает, как сахарная крупинка в чае.

И экран взрывается багровыми ошмётками.

Сдавленный, долгий-предолгий вой по всему залу. Хочется закрыть глаза, скрючиться, а лучше – убежать!.. Но все взоры приклеены к будто истекающему кровью экрану. Словно гигантская, вспоротая утроба, на экране ёрзает трёхмерное нечто, сыпет фигурами, лицами, формами ужасающе разных предметов и людей…

Карминовый хаос непрерывно крутится, вертится, летает. Исторгает из себя всё новые и новые, непостижимо пугающие образы…

И, отдав всё до остатка, – исчезает…

Рассыпав миллион электронных, «Алых гроз».

Мёртвое безмолвие обволакивает уши. Перед глазами Ниньо-451 – оцепенелого, блёклого огрызка мела – медленно возникает маска, на которой больше нет улыбки. Ни единого следа.

– Это не я! Не я!.. Не я!!! – пробивается истеричный вопль изнутри.

В глазах – разбитых фарах зажигается далёкая искорка.

– Не…

Шорох, вздох. На голове – незримые тиски. Пространство заполняют чёрно-красные мухи.

…Критики вырастают вокруг неслышно и неизбежно.

Чернота смыкается.

***

– Ничтожес-с-ство… Ничтожес-с-с-с-с-ство…

Голос шипит со всех сторон. Посвистывает смертельным, пущенным из трубы газом. Зарёванный Ниньо-451 сидит в уголке, пялится в непроглядную тьму.

Мышонок в ячеистой западне. Глупый, глазастый мышонок.

Ниньо-451 начинает хохотать. Потом – плакать. Хохотать снова.

Чёрный куб, что пугал с беззаботного детства, наконец-то получил его. Заполнил узником ещё одну ячейку в ненасытном брюхе.

Теперь Ниньо-451 – пленник. Отступник, чьи оправдания не захотели принять.

– Па… – едва слышно, жалобно зовёт он. – Па…

Его не было. Ни тогда, ни теперь. Чужие, незнакомые Критики набросились всем скопом, спеленали, уволокли, а затем…

– Ничтожество… – опять припечатывает динамик, и Ниньо-451 содрогается по новой.

Следом накатывает тошнота. Но желудок давным-давно пуст, его корёжит от спазмов без рвоты. Чувство, что Ниньо-451 выкололи глаза. Темнота жжёт – хоть смотри в неё, хоть не смотри.

Мучитель-воспоминание подбирается втихаря. Шепчет, кружит ночным кошмаром.

Алая роза. Алая гроза.

– Ненавижу… Ненавижу тебя, Розамунда!.. – вопит Ниньо-451. Крик врезается в стены и барабанные перепонки.

…Как же он не понял… как не проверил… Как допустил, что эта мерзавка смогла-таки его погубить?!

«Ола, Глазастик, – издевательски-насмешливо. Над самым ухом. – Ола…»

Она вовсе не хотела с ним поладить. Вынюхивала, узнавала, шпионила… Путала мозги. Быть может, его Па, Критик, посадил в Куб кого-то из её друзей.

Вот и отомстила.

Вихрь лепестков цвета артериальной крови… Миллион алых лепестков…

Значит, подменила планшет, когда он зазевался. Подкинула заражённый, названный, как его, файл. Сдала без всяких угрызений совести. Прямо с потрохами.

Вот тебе и ола.

– Ненавижу тебя, Розамунда!!!

Вопль, визг, плач…

И вдруг – что-то далёкое, призрачное. Едва заметное среди шипящих обвинений.

– Роза… мунда?.. – еле слышный зов, что донесло из-за стены.

Ниньо-451 задерживает дыхание: ему мерещится мужской, почти отцовский голос. Потом всхлипывает, испускает в темноту камеры дикий крик – это всё галлюцинации, галлюцинации, галлюцинации!..

Но после, в звенящей тишине, до слуха вновь добирается что-то.

– Эй!

В груди Ниньо-451 – хрипы, как от простуды. В мозгу туда-сюда бесконечное: «Эй, эй, эй…»

– Эй, новенький!

Ниньо-451 облизывает прокушенную губу. Во рту солоно от крови. Встаёт, опираясь о стену плечом. Задирает голову, ориентируясь на звук.

– Как тебя звать?

Новый вопрос. Другой узник.

Ниньо-451 называет себя. Вежливо представляется темноте.

Вряд ли можно разобрать, что он имеет в виду своим карканьем. Но сосед разбирает. Потому что из-за стены летит уже:

– А-а-а… Ола, мой мальчик. Мой бедный несчастный мальчик… Значит, они за детей взялись…

Невнятное, но эмоциональное ругательство.

И резкая тишина, от которой мгновенно холодеют пальцы.

– …Но ты что-то кричал про Розамунду. Или мне показалось?.. Нет, они не могли… Они, что – забрали нашу Розамунду?!

За стеной уже не человек – зверь, что нарезает круги в антрацитовой комнате. Брызжет слюной, рычит… посылает проклятья на головы всех Критиков и Творца.

– Мальчик, ответь!..

Но Ниньо-451 говорит совсем не то, что ему хочется. Ниньо-451 задаёт вопрос и, спустя удар сердца, получает ответ:

– Когда-то меня называли Магом, мальчик…

Захохотать бы, но сил больше нет. Ниньо-451 сползает по стене, скрючивается, сворачивается в тесный узел. Почему это всё с ним, почему-у-у…

Человек за стеной зовёт и кричит, динамик сыпет уничижительными словами. Но усталость берёт своё, Ниньо-451 ощущает, будто гигантский тарантул плетёт чернильные нити вокруг, герметично, аккуратно завёртывая кокон…

Сон, в который летит измученный разум, абсурден, невероятен. Динамик псих-атаки испускает отчаянный крик, в ячейке вспыхивают огоньки-звёзды. Что-то бухает – и стена раздвигается. А в арке стоит…

– Ола, Глазастик, – лихо подмигивает Розамунда.

В двух шагах позади – Критик со знакомым номером.

Четыре… пять…оди…

***

…Топот по Чёрному кубу, сбитое напрочь дыхание. Бездвижные чернецы на полу, раскиданные там и сям…

Кажется, скорость подбрасывает кишки к самому горлу. Ниньо-451 закрывает глаза, прижимается к Па сильнее. Лифт воет, суля проблемы и свободу.

Под ногами вздрагивает пол. Двери – настежь, Розамунда делает шаг…

Они ступают за ней – тихо, аккуратно, быстро! – из последних сил сдерживая себя, чтобы не перейти на бег.

Скоро в Чёрном кубе оживёт голосистая тревога. Скоро о побеге узнает их белый бог.

Розамунда и Ниньо-451, Па и Маг. Двое детей и двое взрослых, одетых в чёрный камуфляж Критиков. Они крадутся по одинаковым улочкам, огибают здания… И слышат, как позади всё больше нарастает гам.

Но на лице Розамунды – самодовольная, чуть презрительная улыбка. «Всё в порядке», – словно твердит её внешний вид.

Она сворачивает влево, смело идёт в тупик.

И, остановившись, отстукивает каблуками странную Данзу.

Стена вздрагивает. Проход открыт.

***

Ниньо-451 просыпается на одеяле – дико-пёстром, сшитом из тысячи лоскутков. Чувствует, как подушечки пальцев скользят по незнакомой, гладкой-прегладкой ткани… и