Флорентийский монстр - Марио Специ

Затем Перуджини провел еще один компьютерный поиск, проверяя, кто из этих подозреваемых проживал неподалеку от мест, где совершались убийства. И тут снова всплыло имя Паччани — после того как Перуджини включил в определение «в местах или поблизости» практически всю Флоренцию и ее окрестности.

Появление имени Паччани в обоих списках возвратило значение анонимному посланию, доставленному 11 сентября 1985 года и предлагавшему «допросить проживающего в нашем городе Пьетро Паччани, уроженца Виккьо». Таким образом современнейшее средство криминалистики — компьютер сошелся с наиболее древней системой — анонимных доносов. И оба уткнулись в одного человека — Пьетро Паччани.

Пьетро Паччани стал главным подозреваемым Перуджини. Теперь оставалось только собрать против него улики.

Инспектор Перуджини приказал обыскать дом Паччани и обнаружил нечто, в чем увидел новые уличающие свидетельства. Первым из них была репродукция боттичеллиевской «Примавера» — знаменитой картины из галереи Уффици, на которой, среди прочего, фигурирует языческая нимфа, изливающая изо рта цветы. Картина напомнила Перуджини о золотой цепочке между губ одной из первых жертв Монстра. Эта картина так заворожила его, что попала на обложку изданной им впоследствии книги об этом деле, только на книжной репродукции изо рта у нимфы изливается не поток цветов, а кровь. Еще подтвердила такую интерпретацию картины вкладка из порнографического журнала, найденная на стене кухни Паччани в соседстве с образами Мадонны и святых. На развороте вкладки изображалась обнаженная до пояса женщина, призывно зажавшая в зубах цветок.

Сразу после последнего двойного убийства Монстра Пьетро Паччани попал в тюрьму за изнасилование своей дочери. Для Перуджини это тоже стало важным доказательством. Оно объясняло, почему на протяжении последних трех лет не было убийств. Более всего внимание Перуджини привлекало убийство 1951 года. Оно совершилось рядом с Виккьо, где родился Паччани и где дважды наносил удар Монстр. Внешне оно напоминало преступления Монстра — юная пара предавалась любви в лесу Тассиная, и убийца, прятавшийся в кустах, застрелил их из засады. Девушке, местной красавице, было всего шестнадцать лет, и она была подружкой Паччани. Любовником ее был странствующий коммивояжер, продававший швейные машинки по деревням.

Однако при ближайшем рассмотрении в преступлении обнаруживались существенные отличия — оно было грязным, совершено в припадке ярости и без подготовки. Паччани, прежде чем зарезать мужчину, разбил ему голову камнем. Затем он выволок свою подружку на траву и насиловал ее рядом с телом мертвого любовника. Затем он взвалил тело торговца на плечо, чтобы отнести к ближайшему озеру, но не донес и свалил посреди поля. Криминалисты назвали то убийство «неорганизованным» в противоположность «организованным» убийствам Монстра. Собственно, оно было настолько неорганизованным, что Паччани вскоре арестовали и осудили.

Убийство в лесу Тассиная скрывало в себе страсти былых времен. Оно стало, возможно, последней из историй о любви и смерти, увековеченных в народных песнях Тосканы. К тому времени в Тоскане оставался всего один человек, сохранивший искусство «кантастори», или «певца историй» — нечто вроде бродячего менестреля, перелагавшего сюжеты в песни. Альдо Фецци бродил по Тоскане в яркой красной куртке, которую не снимал даже в августовский зной, и распевал свои песни в городках и селениях, поясняя сюжет картинками. Фецци сам сочинял стихи на сюжеты, которые собирал в своих скитаниях: одни были веселыми, скабрезными, непристойными, в других же повествовалось о ревности и убийствах, о безнадежной любви и жестокой кровной мести.

Фецци сочинил песню об убийстве в лесу Тассиная и распевал ее по всей северной Тоскане:

Я спою о великой и горькой любви

В городке Виккьо, что в Муджелло.

Там в родительском доме на ферме Иачча

Человек жил жестокий и грубый.

Ты послушай и слезы со щек не стирай!

Двадцать шесть лет лишь было Паччани.

Я спою вам о том, что случилося с ним,

Чтобы кровь ваша в жилах застыла…

Перуджини видел важнейшее доказательство, свидетельствующее против Паччани, в том, что крестьянин рассказывал следователям, как обезумел, увидев, что его милая обнажила перед соблазнителем левую грудь, — именно в этот миг он потерял рассудок. Его рассказ напомнил Перуджини, что у двух убитых женщин была вырезана левая грудь. Он рассуждал так: левая грудь впервые вызвала убийственную ярость Паччани; эта ярость сохранилась у него в подсознании, чтобы проявляться годы спустя в сходных обстоятельствах, когда он видел молодых людей, занимающихся любовью в машине.

Другие указывали, что левая грудь, возможно, просто удобнее захватывается убийцей-правшой — каким, несомненно, был Монстр. Однако, по мнению Перуджини, такое объяснение было слишком простым.

Перуджини отбросил со счетов все прежние реконструкции обстоятельств убийств, в которые не вписывался Паччани. В частности, трудно было представить толстого, коренастого, низкорослого пьяницу-крестьянина ростом пять футов три дюйма убийцей в Джоголи, который целился сквозь полоску окна на высоте пять футов десять дюймов от земли. Еще труднее было представить себе этого неуклюжего крестьянина на месте последнего преступления на поляне Скопети, где убийца сумел догнать двадцатипятилетнего атлета, победителя соревнований в спринте на сто метров. Ко времени преступления на поляне Скопети Паччани исполнилось шестьдесят лет, он страдал сердечными приступами и перенес операцию по коронарному шунтированию. Его медкарта указывала, что у крестьянина сколиоз, больные колени, грудная жаба, эмфизема легких, хроническая инфекция уха, множественное смещение дисков позвоночника, спондилоартроз, гипертония, диабет и полипы в горле и в почках — помимо других немочей.

Другие уличающие «доказательства», обнаруженные в его доме Перуджини и его командой, представляли собой пулю от охотничьей винтовки, две снарядные гильзы времен Второй мировой (одна из них использовалась как цветочная ваза), фотографию молодого Паччани с автоматом, пять ножей, почтовую открытку, отправленную из Каленцано, учетную книгу, на первой странице которой имелся план неизвестно какой дороги, и пачку порнографических журналов. Кроме того, Перуджини допросил нескольких свидетелей, которые отзывались о Паччани как о человеке, склонном к насилию, называли его браконьером, говорили, что на сельских праздниках он не умеет держать при себе руки и постоянно пристает к женщинам.

Однако коронным свидетельством обвинения стала найденная в доме Паччани неприятная картинка. Рисунок изображал большой открытый куб с кентавром внутри. Человеческая половина кентавра была одета в генеральский мундир, в правой руке держала обнаженную саблю, а вместо головы имела череп. Вторая половина была бычьей, причем рога быка переходили в лиру. Это странное существо обладало и мужскими, и женскими половыми органами, а человеческие ноги были в огромных клоунских башмаках. Рядом были нарисованы мумии, походившие на полицейских, и одна из них делала непристойный жест. В углу свернулась кольцами шипящая змея в шляпе. А среди всего этого было главное: семь маленьких крестов, воткнутых в землю и окруженных цветами.