Дудочка крысолова - Елена Михалкова

В этом заключалось основное отличие их с Илюшиным методовработы. Макар, полагавшийся исключительно на собственное чутье, почти всегдадействовал спонтанно и сам не смог бы сказать, какого результата ожидает от техили иных своих поступков. Однако результат неизменно был, и именно тот, чтотребовался. Невероятно удачливый, с поразительной, почти феноменально развитойинтуицией, Илюшин не раз ошеломлял Сергея, напоминая ему фокусника,вытаскивающего из рукава шумно хлопающего крыльями белого голубя. Обаятельный,легко входящий в доверие к людям, Макар хорошо чувствовал, где ему говорятправду, а где лгут, и Бабкин был уверен, что именно Макар, а не он, пригодилсябы для того задания, которое сейчас стояло перед ним.

В глубине души Сергей, очень любя свою работу, полагал, чтоон хороший оперативник, неплохой исполнитель – но не более того. Начав теснообщаться с Илюшиным, сперва использовавшим его в паре дел как наемную рабочуюсилу, а затем предложившим постоянное сотрудничество, Сергей решил, чтоотличается от талантливого напарника, как ломовая лошадь от орловского рысака.

Бабкин очень сильно удивился бы, если бы узнал, что самМакар так вовсе не считает. За несколько лет работы с ним Сергей незаметно длясебя из качественного исполнителя превратился в отличного сыщика. Ему нехватало блеска Макара, зато с верхом хватало добросовестности, бульдожьейхватки и сообразительности. Вкупе с опытом, приобретенным за время работы впрокуратуре, это делало его незаменимым для Илюшина. Но Сергею тот о своемотношении не сообщал, считая, что это очевидно Бабкину точно так же, как и емусамому.

Сергей подумал, что с «Артемидой» ему катастрофически невезет: второй раз, попадая сюда в связи с расследованием, он вынуждендействовать как бог на душу положит. Но времени катастрофически не хватало –отпущенные им трое суток истекут очень быстро, а никаких фактов, способныхпролить свет на смерть Микаэллы Костиной, пока не появилось. Побег АллыРокуновой Бабкин к ним не относил.

График передвижений «гостей» по третьей сцене лежал передним. Разумеется, составлен он был со слов «русалок» и гостей, потому что другихсвидетелей взять было негде. И по этому графику, разумеется, получалось, чтоникто из них не убивал Микаэллу Костину. Или же мог убить любой, что в ихположении было одно и то же. Положение это сильно осложнялось тем, что ни одиниз находящихся на берегу озера или в самом озере не мог сказать точно, скольковремени пробыл в том или ином месте – поглощенные игрой, они не отвлекались начасы. «Между прочим, циферблатов на стенах я там что-то нигде не видел, –мрачно подумал Бабкин. – Вот и они не видели, м-да».

Сергей размышлял, не отрывая глаз от схемы с четырьмяквадратами, в которые были вписаны имена. Эксперт изучал вещественныедоказательства, но Бабкин почти не сомневался, что ничего нового они несообщат. Поймать кого-то на несовпадении показаний тоже пока не представлялосьвозможным. Оставалось лишь то, что посоветовал Илюшин – выслушивать всехклиентов, расспрашивать их, давать им говорить, говорить, говорить как можнобольше. «Авось что-нибудь выболтают».

Итак, первый – Вано Даташвили, сорокатрехлетний ресторатор.Когда-то был певцом. По иронии судьбы, начинал петь в одном из тех самыхресторанов, которыми сейчас владеет. В своей исполнительской деятельности, какуспел выяснить Бабкин, не гнушался ни одним жанром, берясь за все, на чтохватало голоса, – от «Сулико» до «Мурки». Неизвестным образом выбрался наширокий экран, с которого совершенно покорил зрителей, исполняя песни с такимакцентом, с каким пародисты изображают гротескных грузин.

«Слю-ю-ющай, с табою будим мы, паслю-ю-ущай! – пел ВаноДаташвили, для сцены взявший имя Орам Куприямов. – Щащлык-вино мы будимку-у-щать, и цэловацца у пруда. Слю-ю-щай, вах, я прашу, миня паслю-ю-ущай,ведь ты же сочная, как груша, и а-а-аслипляишь как звэзда!» Исполняя шедеврысобственного сочинения, Орам целовал кончики пальцев, опускался на одно колено,выразительно протягивал к залу смуглую волосатую руку, а на проигрыше однойособенно страстной песни извлекал из-за пазухи кинжал и зажимал его в зубах,вытанцовывая при этом подобие заплетающейся лезгинки.

Бабкин, случайно увидевший однажды певца в телевизоре,испытал приступ дежавю: только накануне он покупал на рынке персики и виноград,и продавец, обращаясь к молоденькой покупательнице, точно так же громогласночмокал пальцы и обещал: «Лучший пэрсик, я тибэ клянусь, лучший! На тибя похож!»Казалось, Куприямов вот-вот выхватит откуда-нибудь поднос с фруктами, спуститсяв зрительный зал и пойдет по рядам, предлагая купить пэрсик, нэдорого,вкусний-сочний.

Однако спустя некоторое время Орам-Вано покинул сцену – кбольшому разочарованию поклонниц. Его любили маленькие усатые женщины и крупныеволоокие девы, и даже была, как припомнил Бабкин, какая-то громкая история,попавшая в газеты – то ли певец с кем-то не поделил женщину, то ли женщины скем-то не поделили певца… В итоге разъяренная дама толкнула его с лестницы, иВано едва не остался калекой, переломав себе руки и ребра. Однако и из этого,как подобает профессионалу, имеющему дело с насильственным втюхиванием своегообраза сопротивляющейся публике, Даташвили сумел извлечь выгоду: несколькомесяцев подряд появлялся в телевизионных шоу, охотно рассказывая подробностисвоей несчастной любви и размахивая загипсованной рукой, и снискал еще большуюпопулярность среди пожилых дам.

Несмотря на имидж клоуна, Вано оказался хорошим бизнесменомс одним очень полезным для любого бизнесмена качеством – он улавливалтенденции. Вано мог сказать, какая кухня в следующем сезоне будет пользоватьсяуспехом, чего захотят избалованные москвичи – в этом и как гарантированнопривлечь к себе внимание, не скатываясь в жестокий кулинарный и оформительскийкитч. Ему принадлежало три ресторана, которые он, не мудрствуя лукаво, назвал«Рыба», «Мясо» и «Ни рыба ни мясо». Последний специализировался на жесткойвегетарианской диете и был любим, как и сам Вано в расцвете своей певческойкарьеры, в основном женщинами. Посетительницы строго следили за фигурой издоровьем и ели самую полезную пищу в соответствии с рекомендациями самыхциничных и веселых диетологов, а Даташвили предлагал им уникальную возможностьнасладиться свежей тертой редькой, прекрасным укропом, выращенным в домашнихусловиях под нежными взглядами, и сырой свеклой, красной от стыда за стоимостьблюда, в котором она занимала девяносто восемь процентов. Еще два отводилось накедровые орешки и ложку бальзамического уксуса.

К тому же Вано объявил, что «Ни рыба ни мясо» являетсярестораном молекулярной кухни. Никто не мог толком понять, что это означает, ноДаташвили провел разъяснительную работу. «Анализ физико-химических законов вовремя приготовления еды, – сообщил он на пресс-конференции, где голодныежурналисты роняли слюну, глядя на огромные фотографии разнообразных яств за егоспиной, – просто необходим, чтобы мы могли воздействовать на вкус иценность готового блюда. Между разными продуктами существуют молекулярныесвязи! Новые технологии позволяют использовать их для нашей пользы».