Моя Шамбала - Валерий Георгиевич Анишкин

младшие хорики умоляюще смотрели на старших ребят и чуть не плакали.

— Работали! — твердо сказал Монгол. — Они в первый день работали, и вы их не запомнили.

— Они скамейки таскали, — подтвердил Венькахорик.

— Ладно, таскали, значит таскали! Ларисочка, пропусти эту молодежь. Только прошу, с галерки — ни шагу. Не вздумайте лезть вниз. Увижу, всех выгоню.

Станислав Юрьевич будто стер улыбку, и на лице остались одни строгие усы. Но мы его уже не слушали, мы бросились вверх по деревянному трапу, чуть не сбив с ног «Ларисочку».

Свободных мест не было. Люди сидели плотно, так что, если бы в цирк пришла тетя Клава, ей пришлось бы покупать два билета, такие узкие места отводились на одного человека.

Мы стояли за последним рядом галерки у самого входа. У Монгола голова упиралась в брезент, уходящий конусом вверх, и он стоял, пригнув голову, как бодливый бык перед атакой.

Заиграли марш, и все стихло. Только шуршали бумажки. Наверно, кавалеры угощали дам конфетами…

Перед нами сидела мелкая шпана с Курской. Я стал ловить себя на том, что не могу сосредоточиться. Что-то мне мешало. Музыка вдруг уплывала, и в уши врывался отчетливый женский вопль и слова Пахома: «Кошелек у кого-то свиснули». Это длилось всего какие-то доли секунды, после чего я снова слышал звуки марша, но что-то опять во мне ломалось, и в ушах снова звучал людской гомон и мужская ругань.

— Клоунов давай! — раздался голос сидящего прямо передо мной пацана. Я чуть не упирался в его стриженную под бокс голову с оттопыренными ушами. Мой мозг с противным звоном стал расползаться сначала до размеров цирка, потом до размеров всей площади, на которой стоял этот цирк. Теперь я видел цирк сверху. Видел вагончики, кассу. А потом меня словно бросило со всего маху на толпу у кассы. Я оказался возле того лопоухого пацана, когда он ловко вытянул кошелек из сумочки молодой женщины, тут же передал его пацану постарше и быстро выбрался из очереди сам. Опять мои уши прорезал женский вопль, и все исчезло. Оркестр играл марш, а я смотрел на арену. Но когда я почувствовал, что оркестр начинает снова куда-то уплывать, я стал протискиваться на другой конец, где стоял Пахом, подальше от сидевшего передо мной карманника.

На арену вышел наш знакомый Станислав Юрьевич. Раздались аплодисменты. Оркестр умолк. Станислав Юрьевич поднял руки, призывая к тишине, и обратился к зрителям:

— Здравствуйте, уважаемая публика. Московский цирк приветствует вас сегодня на этой арене.

Переждав аплодисменты, он продолжал:

— Сегодня мы вам покажем дрессированных диких зверей, а также вы увидите гимнастов под куполом цирка, мага и чародея и его говорящую голову, лилипутов и многое другое, не менее интересное. Весь спектакль вас будут смешить клоуны Бип и Боб.

И сразу выскочили два клоуна: один уже знакомый нам белый и другой, рыжий. Голову рыжего украшала огненная шевелюра.

Белый клоун, ни слова не говоря, огрел рыжего тростью по голове, тот упал как подкошенный, потом встал и заревел, а из глаз его фонтаном били слезы. Он мотал головой, и слезы поливали арену как из лейки.

— За что ты меня бьешь, Бип?

— А это, чтобы ты не врал, Боб!

— Да я еще ни слова не сказал.

— Вот потому и не сказал, что я тебя побил, а если бы сказал, то обязательно соврал бы.

И он снова стукнул рыжего увесистой тростью. Зрители хохотали до слез.

Потом на арену выходили акробаты. Они делали саль-то, ловко крутили фляши, прыгали с трамплинов, становились в трехэтажные пирамиды.

Ходили на задних лапах беленькие болонки, считала до четырех сообразительная дворняга, которую портил, а, может быть, украшал, хвост закорючкой.

Красавцыкони вороной масти тоже ходили на задних ногах, становились на одно колено и, кивая головой, благодарили публику за аплодисменты.

Фокусник показывал забавные фокусы с узлами на веревочках и металлическими кольцами.

Голова действительно лежала на тарелке и разговаривала, а девушку, которая вышла из публики, распилили пополам, туловище откатили в одну сторону, а ноги — в другую, потом соединили, и она, как ни в чем не бывало, вылезла из ящика. Hа свoe место она не вернулась, а ушла за кулисы служебного входа.

Лилипуты проделывали все то же, что и обычные артисты: они показывали фокусы, жонглировали маленькими шарами и булавами, крутили, тарелки на палочках, а девочкалилипутка доставала зубами розу с помоста, прогнувшись через спину, а потом просовывала улыбающуюся голову между ног и так ходила, держась руками за ноги, головой вниз. У лилипутов был даже свой силач, толстый, почти квадратный, человек. Он ходил по арене, широко расставив ноги и руки, поднимал гири, жонглировал штангой с двумя шарами на концах грифа, бросал вверх металлическое ядро и ловил его на шею.

А после небольшого перерыва, во время которого мы не выходили из цирка, опасаясь, что назад нас не пустят, мы увидели львов и тигра. Дрессировщик с пышными черными усами щелкнул кнутом, и они выскочили на арену, огороженную металлической решеткой, которую рабочие быстро собрали за перерыв. Дрессировщик кнутом загнал зверей на тумбы. Кнут щелкал беспрерывно, звери рычали и пытались лапами достать кнут, но делали все, что хотел от них дрессировщик: перепрыгивали один через другого, прыгали через горящее кольцо. Дрессировщик раздвигал львам пасти и садился на их спины. Львы на все отвечали рыком, внутренне противясь, но ни разу не ослушались дрессировщика.

Домой мы шли возбужденные и пресыщенные таким для нас редким зрелищем, как цирк.

— Миш, а Миш, — спросил Семен Письман у Монгола. — А как фокусник тетку перелепил, а она целая?

— Как, как! Очень просто! Там две тетки были спрятаны.

— А куда ж они прятались? Там же некуда. Один ящик, в котором она лежала.

Монгол подумал, пожал плечами и честно ответил:

— Почем я знаю?

— А голова? — спросил Каплунский, — Ведь не отрезали же её в самом деле? Куда туловище делось?

— Может это гипноз? — предположил Армен Григорян.

— Ага, гипноз! — засмеялся Монгол. — Туловище есть, а весь зал не видит. Скажи, Вовец.

— Да нет, конечно, — подтвердил я.

Монгол взял кепку Армена за козырек и натянул ему на глаза.

— Я читал в одной книжке, — сказал Самуил. — Там объясняются физические явления. Оказывается, можно так установить зеркала, что они будут преломлять свет особым образом, и всем будет казаться, что это пустое место. Нам кажется, например, что стол с ножками, а на самом деле это ящик.

— Ну, это ты загнул! — не поверил Венькахорик, который со своими пацанами шел впереди. — Какие зеркала ни ставь,