Диадема Марии Тарновской - Ольга Баскова

– Мне пора, к сожалению. Надежда попросила вернуться к девяти.

– Да, я понимаю. – Она дернулась, чтобы выйти, и я схватил ее за плечи. – Умоляю, скажи, что ты согласна бежать со мной, если у меня все получится. Я на все готов ради тебя.

Девушка провела рукой по моей щеке:

– Да, да, да. Только давай об этом пока не будем говорить. Я суеверная.

Она выскользнула и растворилась в сумерках парковки. Я обхватил голову руками и принялся перебирать все варианты. Ни один не казался мне приемлемым, и я отправился домой.

Надежды дома не было. Она решила прошвырнуться по магазинам и купить платья и брюки.

Я бродил по дому, размышляя над проблемой, пока ноги не принесли меня в кабинет жены. Может быть, я хотел там оказаться, чтобы посмотреть на сейф. Впрочем, я и так знал на нем каждую царапину.

Я подошел к столу жены, доставшемуся ей от отца (из-за этого она категорически не хотела покупать новый, более современный), и растерянно стал перебирать папки.

Одиночество не принесло ни одной разумной мысли. Я недоумевал, как забыл о камерах. И самым печальным было то, что дом Надежды находился в окружении нескольких особняков таких же толстосумов. У парочки владельцев заводов, газет, пароходов тоже имелись камеры, а в приложение к ним – и обученные охранники. Пройти незамеченным по импровизированному поселку в центре города не удалось бы никому. В отчаянии я опустился на стул и закрыл лицо руками. Предприятие, показавшееся таким легким, теперь отсвечивало безнадежностью.

Киев, 1901 г.

Мария сидела в кондитерской в центре Киева и пила кофе, наслаждаясь его ароматом и вкусом. Примостившийся напротив нее Стефан Боржевский пожирал женщину глазами. Тарновская сводила его с ума, заставляла горячую кровь кипеть в жилах, и одна мысль о том, что она не принадлежит ему, то есть не совсем принадлежит, что у нее есть муж, больно ранила душу и наполняла гневом.

Если бы несчастный молодой человек знал: Мария, как хитрый паук, специально заманила в сети, опутала, слушая его рассказы о многочисленных дуэлях, – двадцативосьмилетний Боржевский показался ей самой подходящей кандидатурой для решения основной проблемы.

– Боже, как я люблю вас, Мария. – Он взял в свои ее маленькую руку и сжал. – Если бы вы это знали…

– Но я тоже люблю вас, Стефан. – Тарновская откусила кусочек сливочного пирожного и зажмурилась от удовольствия. – Вы разбили мое бедное сердечко и прекрасно об этом знаете.

Волна блаженства окатила его с ног до головы.

– Вы… Вы и вправду меня любите?

– Истинная правда, мой друг. – Она отставила чашку и поднялась. – Впрочем, мне пора. Вы же не забыли, что у меня двое детей и муж?

Боржевский глотнул и сжал кулаки. Упоминание о муже всегда приводило его в ярость, которую он старался подавить и не мог.

– Как вы можете жить с таким ничтожеством, Мария?

Она улыбнулась и, махнув зонтиком, вышла на улицу. Он поспешил за ней, спустился с крыльца, осторожно семеня, чтобы не поскользнуться.

Конец февраля выдался неожиданно теплым, зима отступила, предоставив весне все права. Дворники с радостью скалывали лед, разметали серый слежавшийся снег, с крыш капало, весело звенело, наполняло душу чувством обновления, и Мария казалась Стефану особенно прекрасной, волнующей.

Он думал, что на месте этого ничтожества Тарновского запер бы жену в квартире, чтобы ни один мужчина не смел на нее смотреть.

– А что прикажете делать, Стефан? – Мария лукаво улыбнулась и взглянула на меховую муфту, гревшую маленькие ручки.

– Бросьте его, и я покажу вам, как должен любить мужчина. – Стефан шагнул вперед и, не обращая внимания на прохожих, упал перед ней на колено.

Она шутливо стукнула его по плечу:

– Встаньте, это неприлично. Какой вы, право. Вы и так получили от меня слишком много. Мы с вами почти не таимся, весь Киев знает про наш роман. Что вам еще нужно?

Он продолжал смотреть на нее снизу вверх:

– Мне нужно, чтобы вы не спешили домой, чтобы, кроме меня, у вас никого не было.

– Это невозможно, – быстро ответила Мария. – Во всяком случае, пока.

Она сознательно дала ему надежду, что в будущем возможно все, и влюбленный мужчина уцепился за нее как за соломинку:

– Вы и вправду так считаете?

– Почему бы нет…

Они дошли до высокого дома, где жили Тарновские, и Мария с неудовольствием посмотрела на высокие запыленные окна, едва омытые первой весенней капелью.

Женщина подумала, что все ее хитросплетения и интриги пока не дали ничего, и она ютилась, как прежде, в маленькой квартире, в не самом хорошем районе. Может быть, богатый Боржевский поможет ей перебраться в более пристойные апартаменты, достойные графини О’Рурк?

Краем глаза Мария увидела, как Василий, с бокалом в руке, стоит у окна и смотрит на нее, и прильнула к Боржевскому:

– Вот мы и пришли, Стефан. Поцелуйте меня.

Он сверкнул голубыми глазами и впился в ее губы. Мария постаралась, чтобы поцелуй получился как можно более страстным.

– Завтра мы встретимся с вами в той же самой кондитерской, – повелительно сказала женщина, – и пойдем в номера.

На его бледном лице мелькнула довольная улыбка.

– С вами хоть на край света! – воскликнул молодой человек, не в силах отпустить ее руки.

Она еще раз взглянула на окна. Василия не было.

– А теперь мне все-таки пора. – Мария отстранила его и впорхнула в дом.

В квартире царила необычная тишина, и женщина поняла, что дети гуляют с няней.

Василий сидел в кресле и нервно курил.

– Вам не кажется, что ваше поведение переходит всякие границы? – Муж перешел на «вы», и левый уголок его узкого рта нервно подергивался. – Вы заменили Голенищева-Кутузова на беднягу Боржевского. Кто будет следующим?

Она равнодушно пожала плечами:

– Кто-нибудь… Почем я знаю…

Накидка медленно сползла с ее плеч, и жест, который всегда вызывал в нем желание, уже давно раздражал.

– Чего же ты хочешь от меня, Мария? Чтобы я спокойно взирал на твои фокусы?

Она бросила на стол маленькую меховую шапочку и устало произнесла:

– Ах, оставь меня, делай что хочешь. Кстати, почему бы тебе не заняться своими любовницами?

Василий хрустнул пальцами:

– У меня давно их нет.

– Какая жалость! – Мария плеснула в стакан воду из графина и залпом выпила. – Ну, это твое дело. Не мешай мне жить, пожалуйста.

– Это ты мешаешь мне жить. – Василий вдруг поднялся, и Мария отшатнулась в испуге. – Я принял решение. Через несколько дней мы уезжаем за границу.